| |
|
Кабинет
И.Ф.Анненского по воспоминаниям сына - Валентина Анненского-Кривича
/3/.
Нельзя
попутно не сказать нескольких слов и о
кабинете отца. По традиции - кабинет
отца устраивался всегда в самой лучшей
и большой комнате наших квартир. Не
было в нем никогда никакого
особенного стиля, но старая
солидная мебель была мягка и уютна,
каждая вещь, каждая книга, здесь
стоявшая, каждая картина, висевшая на
стене, были «живы», были «в жизни» и
находились здесь не для красоты и
обстановки, а именно потому, что были
нужны или близки хозяину комнаты и были
с ним и его жизнью связаны. И в этом
отсутствии определенного стиля, в этой
красивой и ненарочитой пестроте, с
преобладанием темно-красного цвета
разных оттенков — любимого цвета отца,
был какой-то свои особый безназванный
стиль, была своя особая цельность, своя
особая гармония. Это была красивая и
очень индивидуальная комната, не
кабинет просто, а именно кабинет И. Ф.
Анненского. Потемневшие семейные
портреты и старые акварели нисколько
не шокировались соседством с
репродукцией бёклиновской «Vita somnium breve»,
снимки с картин итальянских музеев и
фресок делали своеобразный фон гипсам
великих греков, а живые «декадентские»
лилии, которые особенно любил отец и
кот<орые> почти бессменно всегда
стояли на его письменном столе, роняли
засыхающие лепестки свои не только на
его, Анненского, творческие страницы,
но и на бланки докладов в Ученый
комитет по поводу какой-ниб<удь>
подлейшей «Этимологии в образцах и
задачах», —докладов, про которые отец
как-то выразился, что их можно писать
даже накануне смертной казни.
Между
прочим, именно запах этих лилий имеют в
виду строки Гумилева в стихотворении «Памяти
И. Ф. Анненского»:
О,
в сумрак отступающие вещи
И
еле слышные духи.
Других
духов, кроме запаха живых цветов, в
кабинете отца не было, а этот тонкий,
иногда еле уловимый, но всегда
свойственный его кабинету аромат был
хорошо знаком всем здесь бывавшим.
Громадные
открытые книжные шкафы, тесно
наполненные почти исключительно
красными корешками переплетов, масса
художественных изданий, альбомов, и
здесь опять-таки именно то, что нужно,
дорого или близко, и потому прямо на
одном из столов ваш взгляд падал на
аршинный, в осеребренном переплете том
: Ars
nova,
а рядом па полке — Новгород ские
летописи. Богатейший подбор
еврипидовской литературы и русская
филология, устрашающие томы немецкой
науки и золотообрезные fin
fleur'ы
французcкой
поэзии.
В
мягком, интимном тахтовом углу, где
обыкновенно велись все неофициальные и
дружеские беседы, в тесном соседстве с
семейными акварелями и группами -
Сократ на высоком, увитом
искусственными дубовыми листьями столике,
а в другом конце кабинета,
над плоской и высокой, опускающейся
красивой <?> конторкой с полками,
набитыми научными книгами, и рядом с
небольшими папиными масляными
изображениями без рамок Сафо и,
кажется, св. Петра, бритого и с мечом
в виде креста в руке, когда-то
завезенного из Италии, — большая
фотография. Переснимок Евлалии
Кадминой. Как говорили,
Евл. Кадмина, когда-то известная
харьковская артистка, покончившая с
собою на сцене, была прообразом
тургеневской Клары Милич; когда отец
писал свою статью о Кл аре Милич, он
мечтал иметь портрет Кадминой, и один
из сослуживцев-друзей его, А.А. Мухин,
раздобыл где-то изображение покойной
артистки, переснял его сам в увеличенном
виде и подарил отцу. Почти прямо над
Кадминой — семейный образ-картина
- поясной Иоанн Креститель кисти
Боровиковского.
<...>
Почти все свободное от обязательных
служебных выходов время отец проводил
за письменным столом. Не могу употребить
здесь выражения «склонившись», т<ак>
к<ак> это общее определение уж
очень противоречило бы обычной позе
отца, когда он писал. Держался он всегда
очень прямо, даже, пожалуй, как-то
подчеркнуто прямо, и так же прямо сидел
и во время работы, не сгибаясь в плечах,
как это делает большинство, а лишь
наклонив несогнутый корпус под косым
утлом к столу.
Никакого
«события» из своих занятий отец не
делал. Этого он не любил. В кабинете за
письменным столом — это была его
естественная позиция, столь же обычная,
как напр<имер> матери у себя в
спальне с книжкой или в столовой перед
чашкой хронически холодного кофе и
раскрытым портсигаром.
Двери
в кабинет почти никогда не затворялись;
даже в те периоды, когда у нас гостили
семьи старших братьев, и квартира
наполнялась детским шумом. Этот
доносившийся «шум жизни» не мешал ему.
...
Я жизни не боюсь. Своих бодрящий
шумом
Она
дает гореть, дает светиться думам,* —
говорит
он в одном из своих стихотворений.
Другое
дело если подходили к его столу с каким-ниб<удь>
вопросом или даже просто молча брали
поблизости какую-ниб<удь> вещь, —
это всегда, видимо, было ему неприятно,
и он обыкновенно с досадой, а часто и с
укором оборачивался на вошедшего.
Разве что помешавший был один из «внуков».
В этих случаях готовое принять
выражение укора лицо делалось мягким, и
визит «внука» выдерживался с ласковым
терпением.
Впрочем,
мать, всю совместную жизнь с такой
громадной и самоотверженной любовью
оберегавшая здоровье и всяческий покой
отца, все-таки заботилась о его
спокойствии и в этом отношении, по
возможности оберегая кабинет отца от
праздных посещений.
*
«Прелюдия». Сб.
«Кипар<исовый> Ларец». (Прим. Кривича)
Кабинет
И.Ф.Анненского по воспоминаниям
преподавателя царскосельской
Николаевской гимназии А.А.Мухина /4/.
Время
от времени И. Ф. устраивал нам и своим
многочисленным петербургским друзьям
особый праздник: по мере окончания он
читал свои переводы трагедий Еврипида.
Я думаю, никто из посетителей не
забудет во всю жизнь его красного
кабинета в такие вечера: увешанный
бесчисленным количеством фотографий
памятников искусства, заставленный
двух-этажными книжными полками, он был
полон особого настроения,
одухотворенного, артистически-изысканного.
Задумчивый бюст Еврипида и гениально
безобразная голова Сократа, казалось,
тоже готовы были внимать, — один—своим
стихам, другой—своим софизмам. Сам
хозяин, изящнее и одушевленнее
обыкновенного, своеобразно-красиво
декламирует свои ямбы, в которые
перелился родственный ему по духу „трагичнейший"
из греческих поэтов, так много
говорящий современному читателю.
С
1954 года помещения бывщей
директорской квартиры на 2-м этаже
занимает школа рабочей молодежи
№ 174 (в настоящее время вечерняя школа
№650).
 |
 |
 |
|
Помещение
(3), граничащее с помещением (4), см.
план выше.
2
окна выходят на ул. Малую. Здесь, по
нашему мнению (лучшая комната
квартиры), находился кабинет И.Ф.Анненского
|
Коридор,
в который выходили двери комнат
квартиры Анненского. Ранее
стены в торце не было.
|
|
Фотографии
автора сайта. Сентябрь 2008 г.
|
|
