И.Ф.Анненский.(Некролог). Написан преподавателем Царскосельской Николаевской гимназии А.А.Мухиным, 1909 г..

НИКОЛАЕВСКАЯ ГИМНАЗИЯ: ИСТОРИЯ 1905 ГОД ЗДАНИЕ 1 этаж, 2 этаж УЧЕБНЫЙ ПРОЦЕСС ДИРЕКТОРА ПРЕПОДАВАТЕЛИ УЧЕНИКИ ВОСПОМИНАНИЯ ПРАВИЛА ФОТОАЛЬБОМ
ДИРЕКТОРА ГИМНАЗИИ: И.И.Пискарев, А.И.Георгиевский, И.Ф.Анненский, Я.Г.Мор, К.А.Иванов
		Внезапно скончавшийся 30-го ноября Иннокентий Феодорович Анненский принадлежал к числу замечательнейших людей нашего времени. Правда, его имя в так называемых „широких кругах" полуинтеллигентного русского общества было еле известно, да и то обыкновенно смешивалось с именем брата его, публициста и общественнаго деятеля — Николая Феодоровича; тем ценнее, быть может, был он людям близким ему по деятельности и культурным интересам. В последнее время судьба несколько улыбнулась ему: первая часть его „Театра Еврипида" была издана и удостоилась особой рекомендации Министерства; год назад он был избран профессорской корпорацией Высших женских курсов Н. П. Раева на кафедру греческой литературы; наконец, почти на-днях он стал одним из руководителей сразу получившего большую (хотя и своеобразную) известность нового журнала—„Аполлон". Но смерть сторожила его: не обладая вообще крепким здоровьем, покойный натрудил свое сердце кипучей работой, и оно не выдержало. Отлично окончив С.-Петербургский университет, И. Ф. начал службу преподавателем русской словесности в гимназии Я. Г. Гуревича, а потом и в Елизаветинском Институте. Обладая необыкновенным даром слова, идеалистически настроенный, до мелочей, до тонкости знающий европейскую и русскую литературу, — он был кумиром своих учеников и учениц. Тем более, что к данным внутренним присоединялись и блестящие внешние данные: одухотворенно — красивая наружность и чарующее благородство в обращении. Часть своих тогдашних дум и вдохновений, вызванных русской литературой, он напечатал в некоторых журналах, но это была ничтожная доля того, что он мог дать: уже уйдя почти на двадцать лет в литературу классическую, греческую, он время от времени дарил своей молодой аудитории такие экскурсы в область русской поэзии (А. Н.Майков, Пушкин и Царское Село, Художественный идеализм Гоголя), которые по оригинальности и изяществу мысли и формы останутся надолго в педагогической литературе. Нужно еще удивляться, откуда он брал время и силы для литературной работы: имея, при слабом с самого детства здоровье до 56 уроков, в неделю, он только чудом уцелел к двенадцатому году службы, когда его назначили директором Коллегии Павла Галагана в Киеве. Условия жизни и службы здесь оказались еще менее благоприятными для его литературно-научных занятий; по счастью, скоро (через два года) он былъ переведен в Петербург директором 8-й гимназии. Преподавательский состав последней и ученики окружили его своего рода культом: развернувшееся поэтическое дарование его, необыкновенно разнообразные и широкие культурные интересы и джентльменски деликатное обращение — создали связи, продолжавшиеся в некоторых случаях до самой смерти И. Ф., хотя он пробыл в 8-й гимназии всего три года. Здесь он начал свой стихотворный перевод Еврипида: сначала были изданы отдельной книгой „Вакханки", а затем в Журнале М. Н. Пр. был напечатан „Рес"; последний тогда же с величайшею любовью и большим талантом был разыгран на ученическом спектакле. Переведенный в 1896 году на должность директора Царскосельской гимназии, И. Ф. нашел настолько благоприятные для работы условия, что, за девять лет его службы здесь, Еврипид был кончен. Пишущий эти строки имел счастье быть сотрудником И. Ф. в этой гимназии, и потому ему хотелось бы сказать несколько слов о данномъ периоде жизни почившего и о нашей работе с ним. Около И. Ф. собралась группа преподавателей, из коих некоторые известны и за пределами средней школы, как С. О. Цыбульский, проф. Б. В. Варнеке, прив.-доц. П. П. Митрофанов; другие принадлежат к числу выдающихся современных педагогов (Р. Н. Геппенер — теперь и. д. директора Приюта Принца Ольденбургского, Вл. И. Орлов — ныне инспектор гимназии Е. С. Левицкой, Д. А. Судовский и др.). Как в педагоге, мы ценили в Иннокентии Федоровиче одно его незаменимое качество: он давал полную свободу индивидуальным наклонностям каждаго преподавателя в его деле, так как, по его собственным словам, таким образом последний легче всего может и сам развиться, и ученикам принести пользу. Как принцип, - можетъ быть. это и опасно. Но в нашей семье, у большинства, по крайней мере, от этого дело только выигрывало: к любимому вопросу или отделу курса относишься при этой свободе еще с большею любовью и, при известной добросовестности, поднимешь интерес в учениках гораздо больший, чем при одном формальном исполнении программ. Оттого С. О. Цыбульский мог увлекательно просвещать своих учеников в области античной скульптуры, археологии и музыки, Б. В. Варнеке мог услаждать их своим мастерским чтением произведений Чехова; В. Н. Александров занимался с учениками изучением римской государственной жизни, автор настоящей заметки делал попытки ознакомить их с историей нового искусства и т. д. Теперь нас судьба разбросала, и только дорогая могила на минуту соединила 3-го декабря. Время от времени И. Ф. устраивал нам и своим многочисленнымъ петербургским друзьям особый праздник: по мере окончания он читал свои переводы трагедий Еврипида. Я думаю, никто из посетителей не забудет во всю жизнь его красного кабинета в такие вечера: увешанный бесчисленным количеством фотографий памятников искусства, заставленный двух-этажными книжными полками, он был полон особого настроения, одухотворенного, артистически-изысканного. Задумчивый бюст Еврипида и гениально безобразная голова Сократа, казалось, тоже готовы были внимать, — один—своим стихам, другой—своим софизмам. Сам хозяин, изящнее и одушевленнее обыкновенного, своеобразно-красиво декламирует свои ямбы, в которые перелился родственный ему по духу „трагичнейший" из греческих поэтов, так много говорящий современному читателю. Самая софистика поэта и его диалектические ухищрения еще выигрывают в переводе такого тонкого ценителя стиля, как И. Ф., отравленный французскими стилистами „конца века". Боязнь утратить, не выразив или не заменив подобным, всегда стильным, малейший оттенок мысли или чувства, собственное тяжкое переживание души каждого из героев, некоторое модернизирование Еврипидовой души, гибкое уменье передать музыку хоровых частей трагедии (не говоря уж о научной подготовленности автора к этому делу) — вот, что заставляет эти переводы приравнять к тем, которыми обессмертил себя в истории русской литературы Жуковский. И. Ф. всегда говорил, что великий писатель живет в поколениях своих читателей и каждая эпоха по своему его понимает, находя в нем — опять-таки каждая свои—ответы и отзвуки; он шутя прибавлял, что Еврипид перевоплотился в него. Вот этого-то перевоплощенного и потому близкого, родного нам Еврипида мы теперь и имеем. (К слову сказать, пока издан лишь один том его «Театра», но целиком готов третий, окончен также и второй, кроме одной вводной статьи). До чего сжился и слился И. Ф. с Еврипидом, видно из того, что он попробовал свои силы в восстановлении четырех утраченных для нас трагедий этого поэта, от которых дошли одни фрагменты (Меланиппа-философ, Царь Иксион, Лаодамия и Фамира-кифаред; первые две изданы отдельно). Французские символисты, которых И. Ф. так же изучил, как и своего Еврипида, и которыми он так же до дна своей многогранной души был завоеван и навсегда уязвлен, — влекли его в иные области переживаний и на другие пути литературной работы: к попытке усвоить русской публике ядовитый аромат их творчества (переводы из Бодлера, Верлена и др. и оригинальные стихотворения того-же характера в сборнике „Тихие песни", изданном в 1904 году под псевдонимом Ник. Т—о, т. е. Никто) и к новому обращению мыслей к русской литературе — в двух „Книгах отражений". К стыду русской публики, эти книги прошли незамеченными: автор был слишком изыскан, тонок и капризен для нее в своих стихах, а своеобразная попытка эстетической критики не могла быть по вкусу ей, привыкшей к элементарной простоте мысли и стиля русских „критиков", по давней традиции заботящихся больше об исправлении и обличении общества по поводу произведений писателя, чем об оценке и определению их художественных достоинств. Последние 3 1/2 года И. Ф. был окружным инспектором Спб. Учебного Округа, и своим тактом и благородством, обширным и глубоким образованием оставил неизгладимую память во всех сталкивавшихся с ним по службе. Умер он в самом расцвете сил — 54 лет. Ар. Мухин. Публикация Кирилла Финкельштейна
И.Ф.Анненский - директор Николаевской гимназии Николаевская гимназия Учебные заведения Царского Села