Книга С.Горного "Санкт-Петербург (Видения)" впервые вышла в 1925 году, в Мюнхене. 

В серии "Забытый Петербург" переиздана в 2000 году петербургским издательством Гиперион, составление, примечания и вступительная статья А.М.Конечного, оформление Л.Е.Миллера. 

Иван Лукаш. Берлин, 1925. 

    В старые времена, когда по земле ходили   настоящие принцы и настоящие рыцари, когда   святые в золоченых ризах и с нимбами, как живые,   сквозили оранжево и тепло в оконницах готических храмов, а вся земля, все цветы, люди и звери   были только одним  напевом для  сказки, —   жил-был, кажется в Гейдельберге, один бедный   поэт.   

Впрочем, он мог еще быть бедным студентом,   старым ученым или принцем. Ведь именно к ним   всегда приходят феи. Жил ли тогда Сергей Горный   и где жил и как, я, конечно, не знаю, но как бы не   скромничал он, видно, что одна из фей — кажется   ее имя Воспоминание —  подарила ему свою   чудесную шкатулку. А в шкатулке  сложены   маленькие человечки, солдатики, игрушечные шарманки, крошечные дома, нитки набережных, дуги мостов, малютки-экипажи, малютки-фонари, углы вывесок, кусочки синих трамвайных билетов,  пара ржавых коньков "Джаксонхэй", резиновый мяч, чья-то калоша с медной буквой, капли дождя,  горсть петербургского снега, осколки петербургских гранитов... 

В его шкатулке есть все, что нами забыто и  что незабвенно.

Словами любви и боли, тихими заклинаниями   отворяет Горный феин подарок. И все оживает — вывески, фонари, экипажи,   решетки.  

И, вот, живой петербургский извозчик, закинув  синюю полу, перекидывает с облучка ногу в буром валенке, коньки режут невский лед, хоронят генерала под марш военный. Похоронная процессия идет, вероятно, по Вознесенскому...   

И, вот встает в светлой дали призрачная зыбь петербургских улиц, шум шагов, голоса. Все близятся, близятся, охватывают,   уносят. Сергей Горный все помнит, все видит: и то, что мы не замечали, и то, что забыли. Точно запечатлелся на сетчатой оболочке его глаза весь Санкт-Петербург, с куполами, колоннадами и проспектами, до мельчайшей щербинки на торцах, до ржавого крапа на старой вывеске.   

Санкт-Петербург Сергея Горного не парящая столица двуглавых орлов, не мглистый и суровый город Империи, не странная столица Медного Всадника, Носа, Шинели, Невского Проспекта, Портрета, не Пальмира, сквозящая мертвым светом пророческих белых ночей, — а Питер недавний, обиходный, смутный и оттепельный, в живом роении улиц.  

Это маленький Санкт-Петербург из шкатулки детства, когда мы были гимназистами, гонялись по льду на "джанксонгейках", летали на зеленых санках через Неву к Сенату, вдоль ельника на белых сугробах, тряслись к первому уроку по Гороховой в старушке-кукушке...

Этот маленький Санкт-Петербург — сказка о том, что уже было и что будет когда-нибудь снова.

Сергей Горный. "Санкт-Петербург (Видения)". - СПб.: Гиперион, 2000. С.25.    

 Невское время № 80(2540) 4 мая 2001 г.

Бухгалтерия петербургской жизни. Уникальная книга о Петербурге, вышедшая 75 лет назад в Мюнхене и никогда не издававшаяся в северной столице, недавно выпущена издательством "Гиперион".

Поразительная книга... Ее автор родился в Псковской губернии, потом с родителями переехал в Петербург, где окончил Горный институт и даже стал директором гвоздильного завода. Параллельно с изучением горного дела и производством гвоздей начал печататься в петербургских газетах и журналах. Вскоре от первой профессии остался только псевдоним - Сергей Горный, под которым были выпущены несколько сборников в основном юмористической прозы и поэзии. В 1918 году переехал в Киев. А дальше все как в булгаковском "Беге" - деникинцы, махновцы, тяжелое ранение, эвакуация на остров Кипр, потом жизнь литератора-эмигранта в Берлине и Париже...

В 1925 году в Мюнхене выходит книга Сергея Горного "Санкт-Петербург. (Видения)". Начинается с описания генеральских похорон. Кого именно - не важно. Суть в самом описании, деталях, подробностях... Как качался катафалк с плюмажами, как вздымалась и кренилась черная колесница, как дежурная похоронная рота месила покорно коричневый, рассыпчатый снег. А потом вступал оркестр: "В густую мешанину хриплых басов и медных, низких клапанных труб уходила душа, как ноги уходили в месиво сахара, снега, песка и земли". И раздавался "плач трубы серебряной во втором колене марша. Просит труба - (сама знает, что безнадежно) - просит не забыть о смерти, взвивается. Точно вдруг спохватывается, плачем кверху торопится - серебряная труба во втором колене похоронного марша.

Но побеждает первое. Первое колено марша....

Все равно идти еще долго.

И не на Волково, и не к Лавре, а вообще в "никуда" - идти еще долго, вот только Садовую обогнуть - и с туманом и хмарой растаять. Наискось, в бок, в воздух, - исчезнуть. Точно и не хоронили".

Это первое видение. За ним следуют другие. Они возникают по авторскому произволу, по его, Сергея Горного, внутренней, эмоциональной логике, по памяти души, сердца, глаз, ушей, носа. Сюжета нет и привычных героев тоже. Книгу Горного не назовешь очерками и даже этюдами. Это какой-то невероятный мистический кинематограф.

Вот камера берет крупно уличные вывески: "Иногда на вывеске бывала нарисована рыба. Она лежала на тарелке, чуть приподняв сухой и мертвый хвост, и была в ней такая же твердость и остылость, как в засохшем куске ветчины"; "...были парикмахерские вывески не только со словами: "стрижка, брижка, завивка волос", но и с нарисованным господином в кресле, неестественно, до хруста, повернувшим шею и с немым криком смотревшим с вывески. Должно быть, его очень больно брили".

А за крупным планом следует средний - продавец орехов, грек или армянин у ворот Гостиного двора. Вот он режет большим острым ножом халву и кладет вкусные пласты боком на пергаментную бумагу. Или другой - продавец игрушек, который цветной метелочкой смахивает пыль "с серых лошадок в яблоках и с барашков, у которых отгибалась голова, и они жалобно блеяли: "бэ-э..." Это кинематограф детства.

Но волшебный фонарь крутит дальше пленку видений, теперь уже взрослых. Весна в Петербурге. Крупный план сменяется общим: "...каблуки правоведов стучали звончей по Морской; можно было надеть более легкое, весеннее пальто; глубокие калоши с теплою, красной подкладкой и с двумя буквами, из которых одна неизменно кривилась, а другая терялась; ...с Невы дул вольный, крепчавший ветер. Какой-то пароходик, таща за собой две огромные (точно беременные) барки, задорно свистел тонким, чуть хриплым гудком и даже делал какие-то эволюции и повороты около пристаней "Финляндского легкого пароходства". Неужели вы на таком поплавочке, за круглым столиком, где-нибудь в углу - не пили кофе?"

Ах, нет-нет, - увы! - не пили. И не видели в магазине на Садовой всех этих часов, брелоков, цепочек. И не слышали шарманку в гулком дворе-колодце. Дворы-то пока остались, а звук шарманки давно растаял в сером петербургском небе. И не держали в руках и не листали только что привезенные со склада в магазин Маврикия Вольфа тома "Золотой библиотеки" или кирпичную книжку "Вестника Европы". А кому б сейчас не хотелось взглянуть на витрину "английского магазина" на Невском,15, "где были выставлены визитные карточки, свадебные билеты и меню парадных обедов лейб-гвардии Конного полка". Да и вообще все, что описано в этой книге: улицы, дома, восходы и закаты, лихачей и дворников, полет воздушного шарика, от порыва ветра выскользнувшего из детской руки, уличные вывески, пирожки с мясом, рыбой, капустой, рисом, творогом, вареньем и яблоками, у которых "на каждом сорте были свои насечки и нашлепки из теста, чтобы сразу узнать, какой с грибами, какой с творогом....", - все это хочется увидеть, ощутить, пощупать, попробовать, потрогать. И Сергей Горный дает нам эту возможность. Он создает эту, говоря нынешним языком, виртуальную реальность из кусочков, клочков, живых частиц - "того таинственного, невыразимого, прекрасного целого, что называлось - Петербург". И в этом изумительная провидческая сила сей книги. Автор как будто предчувствовал, что его ностальгия по исчезнувшему городу перетечет в нашу тоску по петербургскому идеалу.

Все, кто откликался в 20-х годах на выход "Видений", отмечали две особенности: Сергей Горный воссоздал "Петербург буден, без всякой торжественности, лишенный своей огромности, без табельных дней, притихший, ласковый и интимный". И второе - удивительная объемность изображения достигается благодаря какой-то невероятной памятливости, абсолютному слуху на детали, мелочи, звуки, запахи, краски.

За последние десятилетия мы прочли немало замечательных книг о городе над Невой, в нашу жизнь вошел Петербург Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, Георгия Иванова. Но даже в таком блестящем ряду "Санкт-Петербург" Горного - явление совершенно особое. В его маленькой по объему книге о маленьких событиях, обиходных вещах, привычках, повседневном поведении обнаруживается и мгновенно пленяет читателя, увы, забытый ныне негромкий, искренний лиризм. Порожден он, конечно же, любовью. Это - по слову Горного - особый вид любви: бухгалтерия жизни, составление списка виденного.

Будь моя воля, я бы ввел "Видения" в программу питерских школ и гимназий. Поколению, выросшему в городе без урн, в подъездах, пахнущих мочой, хорошо бы знать, что был тут и другой город - неидеальный, но достойный, сердечный и веселый.

Поэтому тираж в 1000 экземпляров - это единственный упрек, который можно адресовать издателям книги Сергея Горного - петербургской Театральной библиотеке, Российскому институту истории искусств и издательству "Гиперион". В остальном же низкий поклон и за саму идею издания книги о городе, которая никогда в этом городе не издавалась, и за стильное, достойное оформление (художник Л. Миллер), и за превосходный комментарий и вступительную статью (А. Конечный).

И под занавес еще одна цитата из "Видений": "Господи! Если не заслужили, чтобы вернулось, пусть придет новое, совсем новое, иное, - но пусть бережно останется под овальным стеклом нерушимое лицо заповедное, крепко, навеки сродненное лицо с родинками, смешными пятнышками, морщинками улицы.

Лицо бессмертное.

Санкт-Петербург".

Беседа с оформителем книги Л.Е.Миллером

Т. Исмагулова. Петербург незабываемый.

Сергей Горный:  биография,     проза,    стихотворения 
О книге С.Горного "Санкт-Петербург (Видения)"            Братья Оцуп

 Царскосельская Николаевская мужская гимназия           Ученики

История из домашнего архива  | Ц. Село на рубеже  XIX-XX  веков  |  Статистика Ц.С.   |  Карта Ц.С.  |  Ц. С. в интернете

      Прогулка по Царскому Селу начала XX века:  часть1, часть2, часть3 | Воспоминания о Царском Селе

Ул. Малая  | Дом-музей Н.Гумилева и А.Ахматовой | Учебные зав-я  | Лечебные зав-я | Кн. Гедройц | Семьи царскоселов 

 Домашняя страница  |  Евпатория 1915 -1922 |  Генеалогия  | Содержание сайта