ДМИТРИЙ КЛЕНОВСКИЙ (1892-1976)
 

СТИХОТВОРЕНИЯ  РАЗНЫХ ЛЕТ

След жизни (1950)

Всевышнему

След жизни

Как валежник сухие годы...

Бродя весной по солнечным дорогам...

Елочка с пятью свечами...

Моя рука

Скажешь: был он зимней зорьки проще...

Если кошка пищит у двери... 

Ангелы

Легкокрылым Гением ведомы...

 

Навстречу небу (1952)

Высох ключ, струившийся в овраге...

Сон о казненном поэте

 

Неуловимый спутник (1956)

Сонет о меде

Эпитафия на смежных могилах

О, только бы припомнить голос твой...

Родине

 

Уходящие паруса (1962)

Мы все уходим парусами...

Простых путей не знаю я...

 

Разрозненная тайна (1965)

Я много молчал и ждал...

 

Стихи.  (Избранное из шести книг и новые стихи) (1967)

Я их изведал радости земли...

Я говорил с Тобой. Сияли зори.

 

Почерком поэта (1971)

Нади, Любочки и Верочки...

Жизнь незаметно, с каждым днем...

 

Теплый вечер (1975)

Поэт зарубежья

 

Последнее (1977)

Пусть иной из поэтов

С каждым изменением названия 

 

СТИХОТВОРЕНИЯ О ЦАРСКОМ СЕЛЕ И НИКОЛАЕВСКОЙ ГИМНАЗИИ

Царскосельский сон

Царскосельские стихи

Долг моего детства

Пирог с грибами стынет на столе...

Царскосельская гимназия

На одной из самых тихих улиц 


Предисловие Нины Берберовой к стихотворному сборнику Дм. Кленовского  "След жизни". Париж, 1950 г. 

Дмитрий Кленовский: биография 

 

Из сборника СЛЕД ЖИЗНИ (1950)

Всевышнему

   

 

Свет горит во мне и надо мною –

Мрака нет и нету пустоты!

Звездным небом и моей душою

Ты твердишь, что существуешь Ты!

 

Как слепой ребенок, от рожденья

Материнского не знав лица,

Все-таки запомнил шепот, пенье,

Бережной руки прикосновенье,

Теплоту и нежность без конца, -

 

Так и я Тебя, не видя, знаю;

Разуму земному вопреки,

Я Твое дыханье ощущаю,

Песню слышу, шепот понимаю,

Чувствую тепло Твоей руки.

 

Милостив ко мне Ты бесконечно:

Ты тропинку мне даешь в лесу,

В море - ветер, в небе - пояс млечный,

В поле - зреющую полосу.

 

                   

Ты прекраснейшую из любовей

В сердце мне, как радугу, зажег,

Мир огромный показал мне внове,

Песенное дал биенье крови

И не раз простил и уберег.

 

Как же я Твое не вспомню имя,

Сущего, Тебя не назову!

Жизнь проходит тропами глухими,

И Тобой, щедротами Твоими –

Только ими! - я еще живу.

 

Если нужно, стань ко мне жестоким:

Труд развей и жизнь мою сожги.

Лишь одно: на все земные сроки,

Безымянными, вот эти строки

Во Свою же славу сбереги!

                                                                               1945

 

В автобиографии 1946-го года ( Современник (Торонто), 1978. №37-38. С. 192.) Кленовский говорил, что стихотворение "Всевышнему" считает "лучшим из написанного мною".

            След жизни 

   

Люблю читать на первом снеге

Скупые заячьи следы. 

Смотри: здесь был он на ночлеге,

Тут уходил он от беды,

 

Там он сидел, прижавши уши,

Водя усами на ветру, 

А здесь неторопливо кушал

С березки сладкую кору.

 

И на душе тепло и славно,

И я, не отрывая глаз, 

Читаю этот своенравный,

Наивный заячий рассказ,

 

И думаю: быть может Кто-то

Моих неизгладимых лет 

С такой-же милою заботой

В моей душе читает след.

 

И всё, что мне цвело так дивно,

Так пело сердцу и уму, 

Такой-же повестью наивной

Наверно кажется Ему!

                                                              1945

                    Н.С.Гумилеву

Как валежник, сухие годы
Под ногою хрустят мертво,
Волчьей ягодою невзгоды
Обвивают истлевший ствол.

И сквозь голые сучья небо
Словно треснувшая слюда.
Все чужое: краюха хлеба,
Сеновал, скамья и вода.

Дай мне руку! Как никогда ты
Мне, учитель, нужен сейчас,
В час бессмысленнейшей расплаты,
В обнаженный, как череп, час.

                                                                      1945

 

 

 

   

Бродя весной по солнечным дорогам, 

Что паутинкой по холмам легли, 

Так хорошо беседуется с Богом 

В скупых просторах неба и земли.

 

Он слышит всё. Он отвечает редко:

Дыханьем ветра, шелестом травы, 

Да иногда черемуховой веткой 

Совсем легко коснется головы.

 

Но в скудных знаках медленной беседы Красноречивой столько красоты, 

Что чувствуешь: ты лучшее изведал, 

Что в этой жизни мог изведать ты.

 

И вот идешь... Глаза сияют счастьем, 

Душа звенит, как горный ключ чиста, 

И ароматом первого причастья, 

Как у ребенка, тронуты уста.

                                                                  1946

Елочка с пятью свечами
Без игрушек и сластей
Робко льет скупое пламя
В нищей комнате моей.
Ах, не также ль у порога
В мой заветный Вифлеем
Сам стою я перед Богом
Неукрашенный ничем!
Только иглами сухими
Всех земных моих тревог,
Только свечками скупыми,
Что Он Сам во мне зажег.
И мою пуская душу
В путь намеченный едва,
Сам же скоро и потушит -
До другого Рождества!

                                                     1947      

 

   

                                                           Моя рука

   

Моя рука - день ото дня старей,
Ее удел с душою одинаков.
Немногое еще под силу ей:
Стакан наполнить, приласкать собаку,
Сиреневую ветвь ко мне нагнуть
(Ее сломать ей было б тоже трудно),
Да записать стихи, да изумрудной
Студеной влаги с лодки зачерпнуть.
И это все. Но в скудости такой,
Овеянной вечернею прохладой,
Есть вечности целительный покой,
Есть чистота... - и лучшего не надо!

И хорошо, что силы больше нет
У встречной девушки украсть объятье,
Степному зайцу выстрелить вослед,
Солгать товарищу в рукопожатьи,
Что нетерпенье юности моей
Сменила мудрость осторожной дрожи...
Пусть ты слаба и с каждым днем слабей,
Моя рука - ты мне такой дороже!
Вот на тебя смотрю я без стыда,
Без горечи и радуюсь невольно,
Что ты уже не можешь сделать больно
Отныне никому и никогда.

 1947                              

 

                                                          

 

 

Скажешь: был он зимней зорьки проще, 

Ласковый и бережный такой! 

Жил он — деревцем и Господней роще, 

Умер — словно песня за рекой.

 

Вот еще зовет вдали и плачет,

Вот уже и вовсе не слышна.

Тишина... Но разве это значит, 

Что умолкла навсегда она?

 

Нету песни благостней и выше, 

Чем от нас ушедшие поют. 

Это только мы ее не слышим, 

А она звенит!— В ином краю...

                                                               1948

 

Если кошка пищит у двери 

И ты можешь ее впустить — 

Помоги обогреться зверю, 

У плиты молока попить.

 

Если мальчик бредет из школы 

И, насупившись, смотрит вбок — 

Подари ему нож: веселый, 

Смастерить ружье и свисток.

 

Если девушка на рассвете 

Замолчит на твоей груди, 

Как молчат, наигравшись, дети — 

Через жизнь ее проведи.

 

Это всё, что во славу Бога 

Можешь сделать ты на земле. 

Это мало и это — много. 

Это — словно цветок в скале.

                                                                1948

 

Ангелы

   

Бойся падших ангелов! В толпе
Ангелов — не все к нам благосклонны.
Есть такие, что как червь в крупе,
Роются в душе твоей смущенной.

 

Точат потаенные пути
В чистые, заветные глубины,
Чтобы, в пыль их зерна превратив,
Липкую оставить паутину.

 

Падший ангел - он тебя бедней,
Потому и кормится тобою.
Словно к горлу, к совести твоей
Присосется жадною губою.

 

Иль твою откормит щедро страсть,
Всё, чем сердце суетно и глухо,

Чтоб потом полакомиться всласть
Свежею убоиною духа.

 

Он тебе является, паря
В силе, славе и великолепьи.
Только горе! Если за наряд
С плеч его отдать свои отрепья

Настоящий ангел твой незрим,
Подойдет — листа не заколышет.
Будто ты и не встречался с ним!
Будто вовсе он тебя не слышит!

 

Он тебя не балует ничем,
Строг к тебе, суров порою даже.
Лишь когда отчаешься совсем -
Незаметно путь тебе укажет.

 

И когда (в лазурь из темноты!)
Он тебе откроет двери рая
-Вскрикнешь ты в смятеньи: «Это Ты!
Я тебя давно и странно знаю!

 

Ты скрывался с моего пути,
Ты молчал, когда я звал на помощь!
Думалось: ну где же мне дойти,
Жалкому и нищему такому!

 

А теперь передо мной расцвел
Этот край, безоблачен и светел!
И что Ты сюда меня привел,
Веришь ли, я даже не заметил!»

                                                          1948

 

                                                                             

   

Легкокрылым Гением ведомы,
улетели птицы за моря.
Почему же мы с тобою дома
этим хмурым утром октября?

 

Может, нужно было взять котомку,
палку, флягу, пару верных книг
и пуститься ласточкам вдогонку
через лес и поле напрямик!


Только тем, кто медлят, невозможно
причаститься радостей земли.
Через все шлагбаумы, таможни
мы бы невидимками прошли.

 

И наверно б вышли мы с тобою
завтра утром к розовым камням,
тонким пальмам, пенному прибою -
золотым благословенным дням.


И наверно самой полной мерой
было б нам, дерзнувшим, воздано
за крупицу настоящей веры,
за одно горчичное зерно. 

                                                             1949

   

Из сборника НАВСТРЕЧУ НЕБУ (1952)

   

Высох ключ, струившийся в овраге

Полдень жжет. Но вот, взгляни сюда:

В полом пне немного мутной влаги — 

Дождевая, прелая вода.

 

Не расплескивай ее, играя 

Хворостинкой! Может быть она, 

Скудная и жалкая такая, 

Всё-таки кому-нибудь нужна! 

 

Может быть придут ее напиться 

Завтра утром белка или ёж ... 

Или сам ты (может всё случиться!) 

К ней с последней радостью прильнешь.

                                                                                1950

 

 

Сон о казненном поэте

   

 — Это он! С кем хочешь я поспорю!
Видишь, вот идет он впереди
С неизбывной мукою во взоре,
С неостывшей пулею в груди!

— Он же умер! Он уже не может
Услыхать слова твоей любви!
Никакое чудо не поможет!
Не ищи его и не зови!

— Нет! Скорее! Мы его догоним!
Я клянусь тебе! Мы добежим!
….….….….….…….….….…..
Как года — мгновения погони.
Год еще — и поравнялись с ним.

Страшно заглянуть за эти плечи…
Может быть, всё это только сон?!
Оглянулся — и свершилась встреча
И сомнений нет, что это он.

Серый глаз струит холодный пламень,
Узкий шрам белеет вдоль щеки…
Наш учитель! Вот ты снова с нами!
Отзовись! Коснись моей руки!

Но запачканные кровью губы
Ничего не вымолвили мне.
Только вдруг серебряные трубы
В солнечной пропели вышине,

Рыжегривые заржали кони,
И рванули ввысь, и понесли,
И уже не слышен шум погони
С убегающей назад земли.
 

Только бездны, вихри и просторы,
Звездные озера и сады,
И внезапно — старой сикоморы
Ствол корявый у скупой воды.
 
След звериный вьется к водопою,
Заунывная звенит зурна…
Только бы остаться здесь с тобою,
Эту радость всю испить до дна!
 
Но стираются черты и звуки,
Миг еще — и на сухой траве
Судорогой сведенные руки…
Окрик парохода на Неве…

Люди молча топчутся у ямы,
Раздается мерный лязг лопат,
А вдали угрюмыми домами
Щерится притихший Петроград…
…….….….….….…….….….…..
Прошлое! Оно таким мне снится,
Как его увидеть довелось:
Белою, бессмертною страницей,
Пулею простреленной насквозь!

                                                        1949

 

 

Из сборника НЕУЛОВИМЫЙ СПУТНИК (1956)

   

                Сонет о меде

    Эпитафия на смежных могилах

   

Засахаренным солнечным лучом 

Сияет мед на блюдечке стеклянном. 

Посланец неба! Гость благоуханный! 

Что хочешь ты поведать нам? О чем?

 

Увы, мы никогда их не прочтем, 

Те знаки формулы твоей нежданной, 

Что в золотом ларце, от Бога данном, 

У ангелов хранится под ключом.

 

Мы будем, волшебства не замечая, 

Тебе всего лишь радоваться, к чаю 

Меж  булочкой и маслом получив.

 

Ведь тайна тайн твоих неизреченна, 

И может быть, от нас сокрытый, жив 

На хрупком блюдце вздох самой вселенной.

                                                                               1954

Были: он садовником глухим,

Я — поэтом, всем внимавшим зовам.

И трудились каждый над своим:

Он — над саженцем, а я — над словом.

 

Мы ушли. Но на какой-то срок 

На земле неистребимо вешней 

Сохранимся: я — десятком строк, 

Он — посаженною им черешней.

                                                                 1954

 

     

   Родине

   

О, только бы припомнить голос твой -
Тогда я вспомнил бы и этот город,
И реку (не она ль звалась Невой?),
И колоннаду грузного собора,
И тонкий шпиль в морозной вышине,
И сад в снегу, такой нелетний, голый...
О, если б голос твой припомнить мне,
Твой тихий голос, твой далекий голос!
Что это все мне без него? А он...
Он потонул, как все тогда тонули:
Без крика, без письма, без похорон,
В тифозной качке, в орудийном гуле,
С последней шлюпкой, на крутой волне
Отчалившей от ялтинского мола...
О, если б голос твой приснился мне,
Твой дорогой, твой потонувший голос!

                                                                                 1955

Между нами - двери и засовы, 
Но в моей скитальческой судьбе
Я служу тебе высоким словом.
На чужбине я служу - тебе.

 

Я сейчас не мил тебе, не нужен,
И пускай бездомные года
Все петлю затягивают туже -
Ты со мной везде и навсегда.


Душное минует лихолетье,
Милая протянется рука...
Я через моря, через столетья
Возвращусь к тебе издалека.


Не спрошу тебя и не отвечу,
Лишь прильну к любимому плечу
И за этот миг, за эту встречу,
Задыхаясь все тебе прощу.

                                                                  1952

 

Из сборника ПРИКОСНОВЕНИЕ (1959)

   

Жизнь незаметно, с каждым днем

Мне всё становится нужнее. 

Мы так давно уже вдвоем,. 

А вот впервой сроднился с нею.

 

Так в детстве смотришь, не дивясь, 

На статуэтку на камине, 

И сердца не волнует вязь 

Ее давно знакомых линий.

 

А после как-нибудь возьмешь 

И разглядишь ее прилежней 

И подпись Мастера найдешь, 

Которой не заметил прежде.

 

И вот особое с тех пор 

Ты видишь в ней очарованье, 

И для тебя ее фарфор — 

Сладчайшей плоти трепетанье.

 

С тревогой размеряешь срок, 

Что ей отпущен быть твоею, 

И мыслишь: как я только мог 

Всегда не любоваться ею!

                                                       1956

 

 

Из сборника УХОДЯЩИЕ ПАРУСА (1962)

   

Мы все уходим парусами
в одну далекую страну.
Ветра враждуют с облаками,
волна клевещет на волну.


Где наша пристань? Где-то... Где-то!
Нам рано говорить о ней.
Мы знаем лишь ее приметы,
но с каждым днем они бледней.


И лишь когда мы все осилим
и всякий одолеем срок -
освобождающе под килем
прибрежный зашуршит песок.

 

И берег назовется ясным
и чистым именем своим.
Сейчас гадать о нем напрасно
и сердца не утешить им.


Сейчас кругом чужие земли,
буруны, вихри, облака,
да на руле, когда мы дремлем,
немого ангела рука. 

                                                   1961

 

Простых путей не знаю я

К неутомительному раю,

На перекрестках бытия

Я сторонюсь и озираюсь.

 

Зовут широкие пути,

Но в сердце смутное решенье,

Что если и смогу дойти,

То лишь тропинкою сомненья.

 

Она теряется в песках,

Но и высоты одолеет,

И я бы их не отыскал,

Когда б измучен не был ею.

 

Сомненье! Твой суровый срок,

Твой страшный путь, твой след кровавый

Не человеческий порок,

А человеческое право.

 

Есть вещий смысл в такой борьбе

За приближенье, обретенье,

И каждое мое сомненье

Не новый ли порыв к Тебе?

                                                                  1961

 

Из сборника РАЗРОЗНЕННАЯ ТАЙНА (1965)

   

Я много молчал и ждал 
То верил, а то не верил
Я словно всю жизнь стоял
У плотно закрытой двери.

 

Я знал, что за ней ответ
На все, что во мне боролось.
Сквозь щель пробивался свет
И слышался  чей-то голос. 

 

Но я уловить не мог,
Как я не хотел, ни слова.
Таким и в могилу лег -
К нездешнему не готовый.

 

Так дети порой молчат,
Прислушиваясь напрасно,
Как взрослые говорят
О чем то, для них неясном.

 

Но вот обернулись к ним,
И что-то должно случиться.
А кончится все одним:
Что спать им пора ложиться.
                                                              1962

 

 

 

 

 

Из сборника СТИХИ (ИЗБРАННОЕ ИЗ ШЕСТИ КНИГ И НОВЫЕ СТИХИ) (1967)

   

Я их изведал, радости земли:

Леса, тропинки, волны, корабли,

Прикосновенья, рифмы, поцелуи...

Мне кажется, что их с собой возьму я,

Притом никак не в одиночку, но

Неразличимо слитыми в одно,

Как будто память их соединила

В единый вздох о том, что было мило,

В тот долгий вздох, которым не спеша

Наполнится, чтоб отлететь, душа.

                                                                              1966

Я говорил с Тобой. Сияли зори.

Густым прибоем пенилась трава.

Но тем же все тысячелетним горем

Мои земные полнились слова.

 

Из тесноты моих противоречий

Опять к Тебе подняться я не смог,

И Ты не стал мне ближе после встречи

На перекрестке полевых дорог,

 

Но сколько их! Они уводят в дали,

Которым нет названья и числа!

И если мы сегодня повстречались -

Последней эта встреча не была.

                                                                           1965

 

Из сборника ПЕВУЧАЯ НОША (1969)

   

Я, покидая родину, оставил

Десятка два испытанных друзей

И вот, в обход изгнаннических правил,

О них тоскую больше, чем о ней.

 

Нет, то не люди вовсе - книги были,

Стихи различных качеств, свойств и лет,

И те, которых все уже забыли,

И те, которым смерти в мире нет.

 

То были книги всех «моих» поэтов,

Порой совсем не из числа больших,

Но честно заслуживших близость эту

Двумя-тремя из всех страниц своих.

 

 

Я часто занят в мыслях их судьбою.

Что сталось с ними в дебрях той страны,

И не были ли просто в дни разбоя

Раскурены они иль сожжены?

 

Но думаю порой: что если все же

Из них в живых осталась хоть одна

И чье-то сердце сызнова тревожит,

Потрепана и в пятнах, но нужна!

 

И кто-то петербургской белой ночью,

В мечтах о необычном и большом,

Задумается над моею строчкой,

Подчеркнутой моим карандашом.

                                                                                1967

 

 

Из сборника ПОЧЕРКОМ ПОЭТА (1971)   

   

Нади, Любочки и Верочки!

Дорогие имена!

В редком доме эти девочки 

Не мелькнули! Хоть одна!

 

Кто, учась любовной грамоте, 

С гимназических времен 

Не был в Верочку без памяти 

Или в Любочку влюблен!

 

От Хабаровска до Винницы, 

От столицы до села 

Пол-России именинницей 

В сентябре всегда была.

 

Но теперь у нас на родине 

Редки эти имена, 

И плохой на них пародией 

Запорошена она. 

Та - Нинелью, эта - Жанною 

Стали девушки подряд.

И на всей Руси (не странно ли!)

То сказалось, говорят.

 

Словно жребий тот же вынула

Вся страна, и, хмуря бровь, 

Вслед за верой Русь покинули 

И надежда, и любовь.

 

Вот стоим перед отчизною 

Обокраденной своей...

Ах, когда, откуда сызнова 

Эти три вернутся к ней?

 

Не тогда ль, когда, прозревшая,

Станет девочек опять 

Теми милыми, утешными 

Именами называть!

                                                                  1970

 

Из сборника ТЕПЛЫЙ ВЕЧЕР (1975) 

 

      Поэт зарубежья

 

 

Он живет не в России - это

Неизбывный его удел,

Но он русским живет поэтом

И другим бы - не захотел.

 

Пусть доходят всего лишь строчки

До запретной его страны -

Эти порванные листочки 

И желанны там и нужны.

 

Их заучивают с опаской,

Переписывают тайком.

Их берут как ребенок сказку

В свой, замученный явью, дом.

 

Пусть сжигают в печи казенной

Неугодливые стихи,

Пусть свирепо и неуклонно

Обличаются их "грехи"  -

 

Перебродит, перетомится,

Отстрадает моя страна

И обугленную страницу

Прочитает тогда сполна!

                                           1973

 

 

Из сборника ПОСЛЕДНЕЕ (1977) 

   

С каждым изменением названия 

Что-то милое идет на слом. 

Город Пушкин у меня в сознании 

Царским не становится Селом.

 

Петроград с его тяжелой тризною 

Петербургу нашему не брат 

И уже совсем зловещим призраком 

Нынешний маячит Ленинград.

 

А за ним пришло на память множество Оскверненных сёл и городов — 

Жалкое словесное убожество, 

Повторенье омертвелых слов.      

       

Вновь и вновь шагами молча мерю я 

Кладбище погубленных имен. 

Что же: примириться мне с потерею 

Или мертвый будет воскрешён?

 

Может быть в часовне, за околицей, 

Где-нибудь в олонецкой глуши, 

Сам Господь наш за Россию молится, 

За спасение ее души!

                                                                                1976

 

Пусть иной из поэтов 

Что затворник живет, 

В одиночестве этом 

О себе лишь поет.

 

Никогда одиночкой

Не останется он,

В ком-то, строчка за строчкой,

Он всегда отражен.

 

Вот и бродят по свету, 

От души до души, 

Из копилки поэта 

Золотые гроши.

 

И поэту известно, 

Что он чей-то двойник, 

Что он в ком-то безвестном 

Повторённым возник.

 

И награда поэту

За творимое им

В том, что где-нибудь это

Пригодится другим.

                                                        1975

   

СТИХОТВОРЕНИЯ О ЦАРСКОМ СЕЛЕ И НИКОЛАЕВСКОЙ ГИМНАЗИИ

   

Дмитрий Кленовский: биография     Поэты царскосельской гимназии  

Ученики     Царскосельская Николаевская гимназия     Учебные заведения Царского Села

  

 

БИБЛИОГРАФИЯ 

1. Крачковский Дмитрий Иосифович. Собрание стихов: /в 2т./ Д.Кленовский /Псевд./ Париж, 1980.

2. Д. Кленовский. След жизни. Париж, "Сполохи", 1950. 

3. Дм. Кленовский. Певучая ноша. Мюнхен. 1969.

4. Дм. Кленовский. Теплый вечер. München, 1975.

5. Дм. Кленовский. Последнее. Мюнхен, 1977. (Этот сборник вышел в свет после смерти автора, но, в предчувствии ее, был подготовлен самим поэтом. В сборник вошли стихи 1975-1976 гг., когда Дмитрий Кленовский был тяжело болен и поражен слепотой). 

6. Строфы века. Антология русской поэзии. Составитель Е.Евтушенко. 1995. 

   

История из домашнего архива  | Ц. Село на рубеже  XIX-XX  веков  |  Статистика Ц.С.   |  Карта Ц.С.  |  Ц. С. в интернете

      Прогулка по Царскому Селу начала XX века:  часть1, часть2, часть3 | Воспоминания о Царском Селе

Ул. Малая  | Дом-музей Н.Гумилева и А.Ахматовой | Учебные зав-я  Лечебные зав-я | Кн. Гедройц | Семьи царскоселов 

 Домашняя страница  |  Евпатория 1915 -1922 Генеалогия  Содержание сайта

  

Обратная связь: Гостевая книга    Почта (E-mail) 
© Идея, разработка, веб дизайн:  Кирилла Финкельштейна, март 2004.

 

Hosted by uCoz