НИКОЛАЙ ОЦУП:  О нем   Стихотворения   Дневник в стихах   Статьи, критика   Переводы   Братья Оцуп

 ГРАД (Петроград: изд-во "Цех поэтов", 1921). 

Теплое сердце брата укусили свинцовые осы,

Волжские нивы побиты желтым палящим дождем, 

В нищей корзине жизни - яблоки и папиросы,

Трижды чудесна осень в белом величьи своем.

Медленный листопад на самом краю небосклона,

Желтизна проступила на теле стенных газет,

Кровью листьев сочится рубашка осеннего клена, 

В матовом небе зданий желто-багряный цвет.

Автомобиль

                                                 Сергею Оцуп 

Яростный рев сомкнутых уст, 

Гневная дрожь, рванул, понес, 

И на песке примятом хруст 

Мягких и розовых колес. 

Сердце исправное стучит, 

Клапанов мерен перебой, 

Сверху для бега все ключи: 

Сердце стучит само собой! 

Только столбов мгновенный ряд, 

Да ворчунов-прохожих злит 

Голубоватый едкий яд, 

Долго не тающий в пыли. 

Желто-багряный цвет всемирного листопада, 

Запах милого тленья от руки восковой, 

С низким поклоном листья в воздухе Летнего Сада, Медленно прохожу по золотой мостовой. 

Тверже по мертвым листьям, по савану первого снега, 

Солоноватый привкус поздних осенних дней, 

С гиком по звонким камням летит шальная телега, Трижды прекрасна жизнь в жестокой правде своей.

                                                                    30 августа 1921

Сколько тяжелых как слоны, 

Легких и быстрых как челнок, 

Как они могут звать и ныть, 

Как у них много быстрых ног. 

Фары горят, стучит скелет, 

Газы упругие пыхтят, 

Только тягучий едкий след, 

Только столбов мгновенный ряд. 

                                                   1919

Сборник стихов Н.Оцупа "Град" полностью опубликован на сайте "Рисунокъ Акварелью".

 В  ДЫМУ (Париж, 1926).

Звезды блещут в холодном покое, 

По квартире гуляет луна, 

Но в столовой творится такое, 

От чего побледнела она:

Чье-то тело, недавно живое, 

Завернули в потертый ковер. 

И один замечтался, а двое 

Кипятком обмывают топор. 

Ты говорила: «Мы не в ссоре,

 Мы стать чужими не могли,

Зачем же между нами море

 И города чужой земли?»

Но скоро твой печальный голос

 Порывом ветра отнесло. 

Твое лицо и светлый волос

Забвение заволокло.

И, прошлое уничтожая 

Своим широким колесом,

Прошел автобус — и чужая

Страна простерлась за окном.

Не диво—радио: над океаном 

Бесшумно пробегающий паук;

Не диво — город: под аэропланом 

Распластанные крыши; только стук,

Стук сердца нашего обыкновенный,

Жизнь сердца без начала, без конца –

Единственное чудо во вселенной,

Единственно достойное Творца.

Как хорошо, что в мире мы как дома,

Не у себя, а у Него в гостях;

Что жизнь неуловима, невесома, 

Таинственна, как музыка впотьмах. 

Тот, который убил и мечтает, 

Слишком молод, и вежлив, и тих:

Бородатый его обсчитает 

При дележке на пять золотых.

Обыкновенный иностранец, 

Я дельно время провожу:

Я изучаю модный танец,

В кинематограф я хожу. 

Летит корабль. Мелькает пена.

Тебя увижу я сейчас.

Но это только сон: измена

Навеки разлучила нас.

                                              1923     

Как хорошо, что нашими руками 

Мы строим только годное на слом. 

Как хорошо, что мы не знаем сами

И никогда, быть может, не поймем

Того, что отражает жизнь земная, 

Что выше упоения и мук,

О чем лишь сердца непонятный стук

 Рассказывает нам, не уставая.

                                                                1926

ВСТРЕЧА ( Париж, 1928), отрывок из поэмы.

        ЦАРСКОЕ СЕЛО

В невнятном свете фонаря, 

Стекло и воздух серебря, 

Снежинки вьются. Очень чисто 

Дорожка убрана. Скамья 

И бледный профиль гимназиста.

Odi profanum... Это я.

Не помню первого свиданья, 

Но помню эту тишину, 

О, первый холод мирозданья, 

О, пробуждение в плену!

Дух, отделенный от вселенной, 

От всех неисчислимых лет, 

Быть может, ты увидишь Свет 

Живой, и ровный, и нетленный. 

Но каждый здесь летящий час 

Не может не иметь значенья, 

Иль этой жизни впечатленья 

Без цели утомляют нас?

О если бы еще до срока 

Все прояснилось, как порой 

Туманный полдень над водой— 

Все до конца и до истока:

И времени поспешный бег, 

И жизни опыт неустанный... 

Стеклянным светом осиянный, 

Бесшумно пролетает снег.

Над всем, что есть, над каждой щелью,

Над каждым камнем чуть слышна,

Чуть зрима ранняя весна.

Сады готовы к новоселью

Летящих издали грачей.

В снегу дорогой потаенной

К вокзалу крадется ручей,

Карета золотой короной

Блеснула вдоль оранжерей.

Какая грязная дорога!

Из-за угла, не торопясь, 

Знакомый всем великий князь 

Идет в предшествии бульдога. 

За ними сыщик, он немного 

Отстал, и рыжеватый плюш, 

И даже глазки под очками 

Забиты блеском синих луж.

Ошейник с медными шипами 

Городового бросил в дрожь— 

Увидев мужика с дровами, 

Не скажет он: «Куда ты прешь?» 

И незачем — вожжа тугая 

Уже сдержала битюга, 

Мотнулись уши и дуга;

Себя от луж оберегая, 

Прошел сторонкой сапожок, 

И палец тронул козырек.

Светло на улице, в канале

И на дворцовых куполах,

Но там, где, скрытая в ветвях,

Стоит скамья на пьедестале,—

Лучи не тронули кудрей

И отдыхающей ладони

Поэта. Как страна теней,

Как сон, как мир потусторонний,

Невнятны ветви и лицей.

Как будто легкую беспечность 

И роскошь Царского Села 

Здесь навсегда пересекла

Иной стихии бесконечность.

 .  .  .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Предчувствуя еще в прихожей

Свои же строки, в кабинет, 

На сумрак Рембрандта похожий,

О, не последний ли поэт

Вносил с собой и шорох сада

Екатеринина, и страх

Бесцветной жизни. Ты, Эллада,

В его слабеющих мечтах

Ты к нашей жизни приближалась

Так часто. Дивная усталость 

Перегруженной тишины.

Где Анненский? И где просторы,

В которых он искал опоры?

Как страшно мы утомлены.

 ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ( Париж, 1961)

На снегу у костра за мостом — 

Силуэт часового с ружьем.

Как ужасно, что пропуск ночной 

Я У южного моря забыл... 

И мелькала волна за волной, 

И по снегу солдат подходил.

Страшно жить, не любя никого, 

Но, быть может, страшнее всего 

У высоких ночных фонарей 

Проститутки с глазами детей.

«Подойди, молодой человек». 

«Я с такими не знался... пока...» 

Из-под темных измученных век 

Подавляемой страсти тоска.

Где снегом занесенная Нева, 

И голод, и мечты о Ницце, 

И узкими шпалерами дрова, 

Последние в столице.

Год восемнадцатый и дальше три, 

Последних в жизни Гумилева,

 Не жалуйся, на прошлое смотри, 

Не говоря ни слова.

Из города побег 

(И не было погони?),

 И на вершинах снег, 

И мир как на ладони —

Восстановил меня 

Для жизни, для искусства, 

Как будто заменя 

Изношенные чувства.

За все благодарю 

Поверхности кривые, 

Которые зарю 

Встречают, как живые,

В жизни, которая только томит, 

В небе, которое только зияет, 

Что же к себе человека манит, 

Словно свободу и мир обещает?

Вам не хотелось в прохладе полей 

Или в вечернем дыму раствориться? 

Вы не искали могилы своей? 

Но отчего же, не в силах молиться

Ахматова молчит. Цветаева в гробу,

Подстерегает век еще одну рабу.

Ей тоже легче бы под насыпью могильной,

Чем видеть что вокруг, и оставаться сильной.

Европа - кладбище, пророчество не лжет,

Мы в половинчатое влюблены, 

Нам подозрительны слова спасенья, 

И, собственной не чувствуя вины,

Мы Истине бросаем обвиненья. 

Не Он людей оставил без ответа, 

Но сами наказали мы себя, 

Так отвернувшись от такого света 

И .легкие решения любя.

Я слушал скрип и эхо за рекой, 

Когда среди полуденных пейзажей 

Подпрыгивала в зелени сквозной 

Телега с громыхающей поклажей,

Потом я слышал птичьи голоса

И, глядя на стремящуюся воду,

На зыбкие, речные небеса,—

В себе самом я чувствовал природу.

Раньше я мучился муками ада, 

Лишь понемногу воистину свет

И на меня снизошел как награда 

За испытания всех этих лет.

Ангел, теперь одного поцелуя, 

Мысли, ко мне обращенной, твоей 

Жду я в разлуке. Аскетом живу я 

И непонятен для многих людей.

Я проснулся от запаха роз

Без России...

Я проснулся от крика и слез

Над волнами чужой и свободной стихии.

                                                                 1918-1923

Не сегодня, так завтра, не тот, 

Так другой, побледнев, подойдет 

И обнимет в холодном раю 

Ледяную невесту свою.

                                                                 1918-1923

О, разве не милее этих роз 

У южных волн для сердца было 

То, что оттуда в ледяной мороз

 Сюда тебя манило.

                                                                 1924-1926

Всей зеленью лесной, 

Цветами полевыми 

И где-то надо. мной 

Пернатыми под ними,

Поющими, чертя 

Мгновенные узоры. 

Я счастлив, как дитя... 

Благословляю горы!

                                                                 1927-1929

И не умея томленье прервать, 

Мы обольщаемся снова и снова 

И, безрассудные, ищем опять 

Дружбы и нежности, света земного?

                                                                1930-1934

А эту женщину так совесть долу гнет,

И в современниках она такое слышит

И так значительна, хотя стихов не пишет,

Что русская, неистово добра,

Горчайшая из муз - души ее сестра.

                                                               1935-1939

Бессмысленно искать причины, 

Безвыходному нет конца:

Слова, и рожи, и личины...   

Но ведь бывают и сердца,

Чья жизнь — борьба, а не гниенье,

Чья смерть—не смерть, а лишь успенье.

                                                             1935-1939

И эхо замирающих колес, 

И дрожь, и ропот зелени кипящей, 

И гул воды, бегущей под откос, 

И тени, и лучи в нетемной чаще, — 

Над чем-то, что на самой глубине 

Пленительно проносится во мне;

И верится, что мы в руке одной:

И этот мир, который нас не знает, 

И все, что называется душой, 

Что эту землю жизнью заливает.

                                                                 1940-1945

Чувства и мысли мои посветлели

В долгие страдные годы любви...

«Души их, — скажут, — не держатся в теле».

«Небо у нас,—я отвечу,—в крови».

                                                                1957-1958

ПРЕДСМЕРТНЫЕ  СТИХИ

Дай мне погрузиться в ощущенья, 

Страшно удаляться в небеса, 

Я лечусь от головокруженья, 

Вслушиваясь в жизни голоса.

В восхищенье все меня приводит:

И стада, и птицы, и поля. 

Я старею, из-под ног уходит, 

Но сильнее радует земля.

Губы иссохли, остались уста, 

Глаз не осталось: пара очей. 

Сколько займет дней и ночей 

Ночь Иоанна Креста?

                                                16-27 декабря 1958

Как могила, глубока природа, 

Жизнь в нее заглянет и дрожит. 

Есть в любви чистейшая свобода:

От любого страха исцелит.

                                  16-27 декабря 1958

О, если б мне с нею обняться 

И в вечность вдвоем унестись, 

О, если б над миром подняться! 

Но слезы напрасно лились...

                                16-27 декабря 1958
  

Другие стихотворения:  Троя      Не только в наш последний час     

Николай Оцуп:  О нем    Стихотворения   Дневник в стихах   Статьи, критика   Переводы   Братья Оцуп