Наиболее полная биография писателя Сергея Горного, 1882-1948.

Финкельштейн К. И. О Сергее Горном // Powrócić do Rosji wierszami i prozą. Literatura rosyjskiej emigracji (Вернуться в Россию стихами и прозой. Литература русского зарубежья). под ред Г. Нефагиной, Akademia Pomorska w Slupsku, Slupsk (изд. Поморской академии в Слупске, Слупск, Польша), 2012. С.170-185.

Произведения прозаика и поэта Сергея Горного (настоящее имя Александр Авдеевич Оцуп, 1882-1948) – популярные в 1920–1940 гг. в Русском зарубежье, лишь недавно стали возвращаться на родину. С конца 1980-х гг. опубликованы несколько рассказов[1] и сатирических стихотворений[2] писателя, а также его письма к А.В. Амфитеатрову[3]. Событием в литературной жизни России стал выход в свет в 2000 г. переиздания книги Горного Санкт-Петербург (Видения), Берлин, 1925[4], которая по мнению современных критиков представляет собой «самые взволнованные и щемящие воспоминания» о Петербурге начала XX века. В 2011 году опубликована книга Альбом памяти, в которую вошли новелла Санкт-Петербург (Видения) и сборник рассказов Только о вещах, Берлин, 1937[5]. В начале 2012 года была опубликована книга Горный С. Царское Село[6], в которую вошли рассказы и стихотворения , объединенные темой города детства и юности писателя.

В связи с изданием произведений Горного возник интерес к судьбе их автора, который с начала 1920-х был вынужден жить в эмиграции, но «живое, красное биение сердца» навсегда остались для него в России, а главной движущей силой творчества стали воспоминания о родине, способность восстанавливать «по кусочкам, по крупинкам ушедшую жизнь», согревая её «молитвенной любовью», проникая в тайны бытия «не только умом, но и сердцем». В последние годы появились публикации, содержащие биографические сведения о Сергее Горном, среди которых следует отметить статьи Е.П. Яковлевой[7] и В.В. Леонидова[8], генеалогическое исследование Р.Р. Оцупа Оцупы – моя семья[9], предисловие А.М. Конечного к переизданиям книги Санкт-Петербург (Видения) и вступительную статью К.И. Финкельштейна к книге Царское Село.

В настоящей статье мы кратко расскажем об основных вехах творческого и жизненного пути Александра Авдеевича Оцупа (Сергея Горного), подробнее, остановимся на малоизвестном периоде жизни писателя: при нацистком режиме и в послевоенные годы, приведем сведения о переписке Горного с Н.А. Тэффи и другими корреспондентами, а также сведения о его рукописном наследии, хранящемся в Бахметевском архиве русской и восточноевропейской культуры при Колумбийском университете в Нью-Йорке (далее сокращенно – БА)[10].

Александр Авдеевич Оцуп родился 28 июля (ст. ст) 1882 года в городе Остров Псковской губернии, в семье купца Авдея Марковича Оцупа (1858–1907) [11] и Елизаветы Алексеевны (урожд. Зандер, 1864–1936). Вероятно, служба в армии, купеческое звание и принятие православия[12] дали Авдею Марковичу возможность перебраться в середине 1880-х в Петербург, где он устроился на должность секретаря заводчика Шмидта. Здесь родился его второй сын Михаил. Затем Оцупы переехали в Царское Село, где появились на свет четверо братьев и две сестры Горного: Сергей, Павел, Николай, Георгий, Евгения и Надежда[13]. Образы братьев и сестер, мир их неомраченного детства, остались запечатленными во многих рассказах Горного.

Александр учился в Императорской Николаевской Царскосельской гимназии, в годы, когда ее директором был выдающийся поэт Иннокентий Федорович Анненский[14]. После успешного окончания гимназии (1900г., с золотой медалью) А. Оцуп поступил в петербургский Горный институт, – еще в гимназии проявилась его тяга к точным наукам. В студенческие годы раскрылась и другая грань таланта Александра – литературная. Под псевдонимом Сергей Горный (от профессии горного инженера) с 1906 года он публиковал в столичных периодических изданиях стихотворные пародии, фельетоны, юмористические рассказы. Его «литературным отцом» стал «кулинарный и юмористический заправила Сатириконского братства» Аркадий Аверченко[15].

Окончив в 1908 году с отличием Горный институт, Александр женился на выпускнице Педагогических курсов Екатерине Николаевне Абрамовой[16] и вскоре переехал с ней в Екатеринослав (ныне Днепропетровск, Украина). Здесь Александр Авдеевич сделал удачную деловую карьеру: стал директором Днепровского гвоздильного завода, затем вице–председателем Общества заводчиков и фабрикантов Екатеринославской губернии. Несмотря на занятость Оцуп-Горный находил время и для литературной работы. В 1912–1917 гг. в Петербурге были изданы четыре книги его юмористических рассказов[17]. Встретившийся с Горным в Екатеринославе в 1915 году А. Р. Палей вспоминал: «литературной работе он отдавал только досуг, который оставался после руководства заводом и выполнения престижных общественных, добровольно взятых на себя обязанностей. Но, вчитываясь в его книги, «почти без улыбки», с грустинкой жалящие близкую ему человеческую среду, думаешь: это и было для него главным, глубинным»[18].

Александр Оцуп с родителями.

Около 1884.

Из архива племянницы Горного Т.С. Гуляевой.

Дед Горного по материнской линии - Семен Зандер.

Из архива потомка Зандера Катарины Эрикссон-Фальк.

Александр Оцуп - выпускник Царскосельской гимназии. 1900. Из архива О. Плюшкова.

Сергей Горный на Кипре. Ок. 1921.

Из архива внука Горного Авдея Ширяева (Канада).

Во время Первой мировой войны Александр Авдеевич был ответственным за выполнение заказов для армии, занимался сбором вещей для фронта. Грянувшие революция и гражданская война положили конец удачно складывавшейся карьере предпринимателя и налаженной жизни, начался мучительный исход семьи в эмиграцию. В начале 1918 года Оцупа-Горного избрали председателем «Союза Украинских заводчиков и фабрикантов» и он уехал в Киев, откуда был вынужден бежать от петлюровцев в Одессу, во время деникинского правления служил инженером на военно-транспортном корабле «Шилка». Вернувшись в Екатеринослав после взятия его добровольцами Горный попал в руки махновцев во время их нежданного налета на город и был тяжело ранен при отступлении эшелона добровольцев. Один из махновцев ткнул Горного в живот штыком на прощанье: «…меня нашли в луже крови, казаки вытащили. Странно, что я тогда не умер» - написал впоследствии Горный в рассказе Его жизнь.

Вскоре после падения Деникина (1920), с незажившей раной, С. Горный был эвакуирован англичанами и оказался острове Кипр, где перенес несколько хирургических операций, служил переводчиком в английской армии. Через полтора года Александру Авдеевичу удалось перебраться, получив вид на жительство, в Берлин, к брату Сергею, который уже обосновался там с женой, сыном, матерью и братом Михаилом. Через несколько месяцев приехали из Сербии жена с дочерью Валентиной, которых удалось найти по объявлению в эмигрантской газете[19].

Все имущество семьи осталось в России и было национализировано, пришлось начинать все заново. Поначалу жизнь в Берлине складывалась тяжело: Александру Авдеевичу было не до работы, нужно было залечивать рану, не хватало средств к существованию. «Когда я здесь лежал и махновскую рану мою чинили и латали и зашивали – все никак не могли починить, - ты один приходил и все какие-то доллары совал, не нужно ли мол,- и сердился, что не беру» - писал Горный в письме к А. Аверченко, который посещал Берлин в октябре 1922 и мае 23-го года[20]. В 1923 году Оцуп-Горные переезжают в Ригу, где жил дядя Александра Авдеевича по материнской линии, - известный психиатр Макс Шонфельд[21]. Здесь, в январе 1924 года, родилась дочь Людмила[22], которую в семье любовно называли «Морокан»[23].

По возвращении в Берлин (1924) семья поселилась в большой квартире брата Горного Сергея Оцупа, жизнь постепенно стала налаживаться и материально: помогли инженерные навыки и знание языков, полученные в России. В середине 1920-х гг. С. Горный получил должность помощника инженера при концессии «Lena Goldfields», затем устроился в известную фирму «Bergmann», производившую автомобили, металлоконструкции и кабельную продукцию. «Чертежи и всяческие описания на английск. и французск. языках (моя работа)» - сообщал он в письме 1934 года к А.В. Амфитеатрову[24]. Однако судя по воспоминаниям дочери Людмилы (монография Н. Форжет) инженерная работа ее отца не была постоянной, зачастую семья испытывала серьезные денежные затруднения, литературная деятельность дохода, практически, не приносила. Для Людмилы было загадкой – на что они жили.

С. Горный с женой и дочерью Людмилой.

Берлин. Конец 1920-х.

Из архива Авдея Ширяева.

Сергей Горный в рабочем кабинете. 1933.

Дарственная надпись Алисе Бертух.

Русский архив института Восточной Европы г. Бремена.

Надежда Тэффи. Фотография с французского паспорта.

Бахметевский архив (США).

Намного более важной, чем материальная составляющая жизни, была для Сергея Горного литературная работа, только в эмиграции он окончательно сформировался как писатель. Тяжелый «исход», вынужденная разлука с родиной, не могли не сказаться на его творчестве: «Раньше был пересмешником и пародистом <…> Потом прошло. Задумался. И сквозь смех явилась (сперва не сразу, такими тихими вечеровыми струями, как воздух потеплевший) тихость, пристальная дума. <…> Налетело. Пришли. Ударили штыком. Глубоко заглядывая в глаза, наклонилась смерть. И вся та прежняя жизнь ушла. Навеки. Началась вторая», – писал Горный в автобиографии[25]. Подлинная жизнь и «живое, красное биение сердца» навсегда остались для Горного в России, а жизнь вдали от родины превратилась в безрадостные будни: «А проснусь я в чужом месте, для чужого, безрадостного дня, с серым молочным светом, с суетней и пискотней мышиных часов только, чтобы прожить. Часов без краски и без крови. Это значит, что Россия мне только снилась»[26]. Лейтмотивом большинства его рассказов становятся, воссозданные с фотографической точностью детали быта и мир вещей прошедшей эпохи, невозвратно ушедшее детство, образы близких. В очерке Каугерн (Сегодня. 1930, №148) Сергей Горный говорил о себе: «…я вовсе даже не писатель, а вроде, как сказать, „повторитель прошлого“». Действительно, в его рассказах обычно отсутствует сюжет, мало диалогов. Но то мастерство, с которым он воссоздает из памяти живые картины прошлого, обыденные вещи, становящиеся предметом рассказа, делает Горного незаурядным, неповторимым писателем.

Несмотря на материальную неустроенность первые годы жизни Горного в эмиграции были весьма плодотворными. В 1922 году в Берлине выходят: «печальная маленькая книга» Янтарный Кипр, навеянная впечатлениями автора от жизни на средиземноморском острове[27]; сборник памфлетов Пугачев или Петр?: (Душа народа): Психологические этюды, где с горечью и упреком Горный говорил о русской интеллигенции, которая, не сознавая последствий, потворствовала приходу к власти большевиков и крушению старой Росси[28]; четыре его рассказа посвященные детству в г. Остров под общим названием «На родине», были опубликованы в литературно-художественном альманахе Веретено[29]. Следующая книга Горного Санкт-Петербург. (Видения) вышла в 1925 году и получила превосходные отклики в эмигрантской прессе. Авторы рецензий отмечали феноменальную память Горного, неподдельную любовь, с которой он описывает Петербург будней. «На этот город разные взирали разно и различно ощущали его таинственную душу. И только никто до сих пор никогда не окутывал его такой нежностью, как Сергей Горный» - писал в рецезии на книгу Петр Пильский[30]. Затем были опубликованы сборники Горного Всякое бывало (1927) и Ранней весной (1932)[31]. В них память писателя обращается к городу детства и отрочества Царскому Селу, к согретым любовью образам братьев и сестер, соучеников по Николаевской гимназии, царскосельским извозчикам, владельцам лавок и магазинов. В откликах на сборники критики отмечали способность Горного «любить жизнь в ее мелочах, для которых нет большого и малого», «прекрасный, образный, сочный русский язык», которым написаны рассказы. «Этот поразительный по зоркости и точности глаз: все подмечающий, ничего не упускающий, действует на вашу память, как проявитель на белесоватый, ничего не говорящий негатив: – вы раскрываете его книгу и вместо тусклого фона, однообразного и скучного, возникает яркая картина. Такие глаза бывают только у великих детективов, маленьких детей и настоящих художников» – писал о сборнике Ранней весной и его авторе Владимир Татаринов[32]. Последней книгой Горного, вышедшей при жизни писателя на русском языке, был сборник рассказов Только о вещах (1937), ставший молитвой окружавшим автора вещам, воспоминанием о предметах быта ушедшей России.

Начало берлинского периода жизни Горного пришлось на время расцвета «русского Берлина», ставшего культурной столицей русской эмиграции. В начале 1920-х гг. в столице Германии на русском языке выходили многочисленные газеты и журналы, действовали русские издательства, книжные магазины, творческие союзы, литературные кафе и театры. Александр Авдеевич активно включился в литературную жизнь «русского Берлина»: сотрудничал в журналах «Свободные мысли», «Веретеныш», «Театр и жизнь», «Жар-Птица», стал членом писательского объединения «Веретено». В берлинских квартирах Горного бывали: Иван Шмелев, Иван Бунин, Надежда Тэффи, Александр Аверченко, Алексей Толстой, Ольга Чехова и другие известные деятели культуры Русского зарубежья[33].

Особо нужно отметить тридцатилетнюю дружбу, которая связывала Сергея Горного с Надеждой Александровной Тэффи. Историю их взаимоотношений можно проследить по письмам Горного к Тэффи, автобиографической повести Тэффи Воспоминания (Париж, 1932) и очерку Горного Парнас на Неве[34]. Еще до революции они вместе входили в «Сатириконское братство», встречались в любимом ресторане петербургской пишущей братии «Вена», но лично знакомы не были[35]. Судьба свела их осенью 1918 года в Киеве, где Тэффи задержалась, пробираясь вместе с А. Аверченко из большевисткой Москвы на юг. «Когда я с Вами только познакомился – в Киеве – я Вам что-то читал. А вы играли – нежно и слабо – на рояле. Вы были нездоровы, к Вам пришла целая орава гостей „проведать“ – вспоминал Горный[36]. О болезни в Киеве (испанка и воспаление легких) вспоминает и Тэффи: «Известие о моей болезни попало в газеты. <…> С утра до ночи комната моя оказалась набитой народом. Было, вероятно, превесело. Приносили цветы, конфеты, которые сами же и съедали, болтали, курили, любящие пары назначали друг-другу рандеву на одном из подоконников, делились театральными и политическими сплетнями[37].

Потом, гонимые судьбой, Тэффи и Горный «докатилась до самого моря» и оказались в Одессе. В апреле 1919 года, когда началась эвакуация французских войск и город замер в ожидании прихода большевиков, она осталась одна в опустевшем здании гостиницы, брошенная на призвол судьбы, лишь недавно признававшимися в верности и любви знакомыми. В автобиографической повести Воспоминания (1931) Тэффи писала, что своим спасением она обязана неожиданно появившемуся «инженеру В», который провел ее по паспорту жены на корабль «Шилка»: «Умоляю вас! Едемте со мной на «Шилку», у меня есть два пропуска. Выдали на меня и на жену. Я проведу вас как жену. Умоляю!»[38].

Эти же события описаны Горным в письме к Тэффи от 5 февраля 1948 г. из которого становится очевидным, что автор письма, служивший в то время инженером на военно-транспортном корабле «Шилка» и «инженер В» – одно и тоже лицо: «Когда я пришел к Вам в Одессе в „Железнодорожную гостиницу“[39], чтобы проверить „взял“ ли Вас т. н. „Лёнечка“, я понял, что идет революция. <…> Мы собрались и поехали. Я решил провести Вас по своему паспорту, там была занесена Екатерина Николаевна. На трапе приходящих проверял маленький, чистенький Кавторанг Рябинин. Я сделал небрежный жест в Вашу сторону и заявил: „Моя жена“». Затем в течении нескольких недель они вместе плыли до Новороссийска.

Потом судьба забросила их еще дальше: он осел в Берлине, она – в Париже. Они встречались во время редких взаимных визитов (1920-е - начало 1930-х). В одном из писем Горный вспоминал: «Иногда через радио долетают звуки, рожденные в Париже, французская речь – тогда вспоминаешь Вас и то, как мы виделись там, и какие-то железнодорожные пролетки недалеко от 25, 3d de Grenelle[40] и лавочку (мелочную?) в том же доме внизу, - темную переднюю, направо столовая, прямо правее приемная, налево спальня. В Вашей маленькой комнате довольно широкий диван и Вы сидите на нем, подогнув ноги» [41].

До самых последних дней жизни Горного бывшие сатириконовцы вели переписку, обменивались новостями литературной жизни эмиграции, посылали друг-другу свои книги и даже на склоне лет, когда их стали одолевать недуги, он нежно называл Тэффи – «дорогая и ласковая Фетти». В одном из последних сохранившихся писем Горный писал: «Дорогой мой, ласковый, мой бедный друг! „Больная Фетти!“ Эти два слова так не вяжутся... Вы – солнечная и прекрасная, с глубокими весенне-прозрачными глазами и с „самоцветным“, навеки заколдованным сердцем. И вдруг немощь и сумерки. Господи! Если бы я жил в Вашем Вавилоне, я бы ходил к Вам каждую субботу (и в среду... и в понедельник
и ...) и приносил бы бананы и мандарины (доктора разрешают?) и розы с большими стеблями и хорошо приготовленные бутерброды с ветчиной». С большой теплотой говорит Горный о Тэффи в очерке Парнас на Неве: «Душа её была подобна волшебной раковине...», там же он приоткрывает неизвестные биографам Тэффи обстоятельства ее замужества[42]. Высоко ценила преданность Горного и Тэффи. В письме к И. Бунину (1931) она писала: «Если не затруднит – перешлите книгу Сергею Горному. Это мой самый преданный друг – даже удивительно до чего!» и добавляла со свойственной ей иронией: «Верно от того, что никогда меня не видит»[43].

В середине 1920-х годов в Германии разразился экономический кризис, «русский Берлин» опустел и центр эмиграции переместился в Париж, а в год прихода нацистов к власти (1933) в нем оставалось лишь около 10 тысяч русских эмигрантов. Остались и Александр, Сергей и Михаил Оцупы с семьями. Поначалу Горный относился к фашизму даже с определенной симпатией, считая, что только сильная власть может противостоять наступлению социализма и коммунизма[44]. Но вскоре иллюзии «сильной власти» рассеялись – были приняты антиеврейские Нюрнбергские расовые законы (1935), в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, названной «Хрустальной», тысячи евреев подверглись унижениям и оскорблениям, были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря, десятки были убиты. С тех пор, вспоминала Людмила, отец старался не отпускать ее одну на улицу, а дома появился приготовленный на случай ареста чемодан с вещами.

Некоторое (далеко не полное) представление о жизни семьи Оцупа-Горного при гитлеровском режиме дают воспоминаниия дочери Горного Людмилы Ширяевой[45], воспоминания его племянницы Татьяны Гуляевой[46], несколько документов, хранящихся в Бахметевском архиве и письма Горного военных лет к Алис Бертух[47]. Из этих источников следует, что выжить братья Александр, Михаил и Сергей Оцупы смогли только благодаря помощи Альберта Геринга – младшего брата ближайшего сподвижника фюрера рейхсмаршала Германа Геринга, который познакомил их с служащим канцелярии рейхсмаршала Эрихом Шрёттером. В отличие от старшего брата, Альберт был противником фашизма, он помог покинуть Германию многим евреям, оказывал во время войны помощь участникам чешского сопротивления, находился «под колпаком» гестапо[48]. А. Геринг был близким другом семьи Сергея Оцупа, стал крестным отцом его дочери от второго брака Татьяны. Семья Горного смогла избежать уничтожения благодаря изготовленным с помощью А. Геринга и Э. Шрётера документам: один из них гласил, что предки Александра Оцупа по материнской линии были немецкой крови, другой – позволил выехать из Берлина и уйти от всевидящего ока гестапо.

Уже после войны хорошо знавший семью Горного Э. Шрётер свидетельствовал: «Я подтверждаю, что писатель Сергей Горный (Александр Оцуп) и его близкие подвергались преследованию при нацистском режиме. Мне хорошо знакома семья Горного, и я знаю, что в дальнейшем произошло. В начале 1940 года гестапо, по очередному доносу, установило наблюдение за самим Горным, его женой Екатериной и дочерью Людмилой, поскольку семья была без официального гражданства и, кроме того, у господина Горного были еврейские предки. Эти два обстоятельства означали в то время опасность, потерю свободы и угрожали самой жизни семьи Горного. Горный был исключён из имперской палаты культуры, ему было запрещено публиковаться в журналах и газетах. Дочь Людмила (актриса) была исключена из театральной имперской палаты[49]. В скором времени семью ожидала депортация в лагерь. Сначала господин Горный был представлен перед гестапо как полный еврей, но затем ему удалось доказать, что у него лишь полу-еврейское происхождение и, следовательно, его дочь Людмила в свете Нюрнбергского Расового Закона является метисом 2-й степени. На основании этих решений для Людмилы Горной оставалась возможность жить и работать в строго ограниченных сферах деятельности. Но это было только временное послабление. Дальнейшее обострение и ужесточение мероприятий против всех граждан еврейской крови сделало жизнь всей семьи Горного снова опасной. Депортация уже „стояла у дверей“, когда я, по чести и совести, смог отвести от этой семьи дамоклов меч страха, нужды и ужаса. Лишь постоянными усилиями удалось протянуть время и уйти от беспощадного удара Гестапо»[50].


Сергей Горный с супругой Екатериной Николаевной. 1945-1948 гг. Из архива Авдея Ширяева.	Сергей Горный. 1945-1948 гг. Из архива Авдея Ширяева.	Друг семей Сергея Оцупа и Сергея Горного Альберт Геринг.

Людмила Ширяева рассказывала Н. Форжет, что в конце 1930-х на семейном совете решался вопрос об отъезде из Германии. Они решили остаться, у ее родителей не хватило смелости начать все сначала, они думали, что все обойдется, что страна давшая миру Гёте и Рильке и нацизм несовместимы. У них не было надлежащих документов, лишь беженский «нансеновский» паспорт, имея такие документы устроиться в другой стране было затруднительно. К тому же родителей преследовал страх оказаться в руках коммунистов. Однако наличие еврейских предков и всеобщая подозрительность поставили под угрозу их жизнь и в Германии. С начала войны С. Горный два раза вызывался на допрос в гестапо (для прояснения вопросов происхождения), откуда возвращался бледным и с дрожащими руками. Во время первого допроса осенью 1941 года семья особенно волновалась, поскольку недавно они предоставили ночлег еврейской семье и боялись, что на них донесли соседи.

С каждым годом войны Берлин подвергался все более ожесточенным бомбардировкам, в 1944 году их квартира оказалась наполовину разрушенной, сгорели почти все довоенные рукописи Горного. Людмила вспоминала, что ее родители замкнулись в себе, отказывались спускаться в бомбоубежище, неадекватно воспринимали происходящее. Когда в конце 1944 года в их наполовину разбомбленную квартиру постучался человек в гестаповской форме, спросил супругов Оцупов и не поверив объяснениям Людмилы, что родителей нет, удалился хлопнув дверью, она поняла, что следующим шагом будет депортация в лагерь. Людмила немедленно переселила родителей к служащему своего театра и обратилась за помощью к Эриху Шрётеру. Через несколько дней он выдал Людмиле документ на бланке канцелярии Германа Геринга, с его подделанной подписью, в котором говорилось, что переводчик Александр Горный в кратчайшие сроки должен отбыть в город Гослар. Это было спасением, поскольку покидать Берлин без специального разрешения запрещалось, а не имевший крупной промышленности город Гослар не подвергался атакам союзников и стал прибежищем для многих беженцев со всей Германии.

После капитуляции Германии Гослар вошел в британскую зону оккупации. Благодаря знанию русского, немецкого и английского Сергей Горный смог вскоре получить работу. В письме от 24 февраля 1946 года друг Горного и переводчик его рассказов на немецкий Артур Лютер[51] сообщал о нем Р.В. Иванову-Разумнику[52]: «Он сейчас в Госларе persona gratissima у англичан, работает в комитете попечения об иностранных (т.е. преимущественно русских) рабочих, понемногу отправляемых на родину, и делает очень интересные наблюдения над психологией как этих простых русских людей, так и приезжающих для переговоров с англичанами советских офицеров – причем, кажется, недостаточно задумывается о том, что присылают-то к англичанам только избранных»[53].

Летом 1946 года Людмила получила визу и разрешение на работу в Швейцарии, танцевала в балетных труппах Лозанны и Женевы, вышла замуж за художника Алексея Ширяева. В июне 1947 года в Швейцарию перебрались и ее родители. Однако срок временной визы быстро подошел к концу и в октябре 1947 года С. Горный вместе с супругой переехал к своему брату Сергею в Мадрид, рассчитывая на его помощь[54].

Несмотря на неустроенность, скитание по городам и странам, в творческом отношении послевоенные годы были для Сергея Горного наиболее плодотворными. За три года, отпущенных ему судьбой после окончания войны, были написаны пьеса, десятки новелл, миниатюр и стихотворений. В 1947 году был издан сборник новелл Горного Mit Leisen Schritten (Бесшумными шагами), в который вошли, как ряд рассказов из довоенных сборников, так и новые произведения. Затем в составе сборника Erzähler aus aller Welt (Рассказы со всего света) были опубликованы две большие новеллы Горного Sein Leben (Его жизнь) и Brief an einen Toten (Письмо к мертвому). В 1948 году выходит новый сборник новелл Горного Süße Gewohnheit des Daseins (Сладкая привычка к бытию). Все новеллы сборников были написаны автором на русском и переведены на немецкий Артуром Лютером. В них появляется сюжет, сцены не только прошедшей, но и современной жизни. «Я сошел с ума и пишу „по новому“ новеллы с фабулой, с „содержанием“, с происшествиями. До сих пор писал, ведь, только Stummungsbilder (впечатления, нем.)» – писал Горный Н. Тэффи в 1948 году. В 1947 году вышел в свет также сборник стихотворений Горного Der Schattentraum (Призрачный сон), написанный им в оригинале на немецком. Большинство стихотворений сборника посвящены Алис Бертух.

Уже после выхода первой книги Mit Leisen Schritten к Александру Авдеевичу приходит долгожданная известность, только теперь как к немецкому писателю с русскими корнями по имени Sergej Gorny. Немецкие критики высоко отзывались о его книгах: «Самый мощный и поэтический голос в данном томе принадлежит русскому, петербуржцу Сергею Горному, который в двух отрывках, написанных прозой – „Его жизнь“ и „Письмо мертвому“ – заворожительно-страстным языком потрясающе разыгрывает симфонию жизни, любви и смерти...»[55]. На имя автора стали поступать многочисленные письма от благодарных читателей: «Мне например (на старости лет – ха-ха! гм...) вновь поток писем от незнакомых немецких читателей, приходящий на издательство и пересылаемый мне. <…> Во вчерашнем письме от незнакомой женщины из Дюссельдорфа есть такое место: „Не знаю почему, но я ясно чую, что от Ваших новых новелл истекает (strömt) теплый флюид. Вы жалеете людей. Вы чтите женщину. Она у Вас на пьедестале <…> Я прочла это место в Вашей книге и горько заплакала. Мне стало легче. Я верю: – Вы ласковы к людям„» – сообщал Горный Н. Тэффи в письме от 3.2.1948 года.

Воодушевленное успехом книг Горного издательство «Christian Wolf» заключает с ним договор на издание трех новых сборников новелл: Von Mensch zu Mensch. Gedenwartserzählungen (От человека к человеку. Злободневные рассказы), Das Spiegelbuch (Зеркальная книга) и Miniaturen (Миниатюры). Были опубликованы анонсы предстоящих изданий (БА, фонд Горного), в которых отмечалось, что автор «является одним из лучших литературных импрессионистов современности», а его рассказы «являются важной частью европейской и мировой литературы».

Окрыленный признанием Горный творит с удивительной энергией, наверстывая годы вынужденного молчания. «Вы спрашиваете, что я делаю: Фетти, я пишу ЗАПОЕМ. Кроме моей книги „Süße Gewohnheit des Daseins“ (Сладкая привычка к бытию) выйдут еще две книги миниатюр. Критика сравнивает мою манеру с Peter Altenberg’ом и Alfred Polgar’ом[56]. Я как будто „наверстываю“ за все годы, что мало писал. Дико наверстываю. <…> Фетя! Я пьяница. Я пишу запоем. И снова готова одна толстая немецкая книга и две потоньше. Тороплюсь. Живем – раз. И пишу только то, что хочется, что внутри стучится, из пальца не «сосу». Если б не стучалось, не писал бы. <…> За последние недели я написал около сорока новелл (Темы: любовь, муки, расхождение, радость обладания). <…> Новеллы и „повести подлиннее“ последних недель (по словам проф. Лютера) самое лучшее из всего написанного мною», – сообщал он в начале 1948 года в письмах к Н.А. Тэффи.

Интенсивная работа и внутреннее напряжение сказались на здоровье Александра Авдеевича, к старым проблемам, связанным с штыковым ранением, прибавились новые, но ощущение творческого подъема и полноты жизни не покидало его в эти годы. Вот как он описывал себя «в испанском далеке» в письме к Тэффи от 3 февраля 1948 года: «Я Вам попробую себя честно описать. „Личность“ моя не постарела, не побурела. Морщин нет. „Взгляд“ веселый („Ничем меня не пронять“ – видать). Вешу я 100 кило, мужчина плотный, но по-прежнему высокий, в землю не вростаю. И – совершенно белый, не грязно-желтый-седой, а серебряный и... с космами. До смешного похож на ... Ллойд-Джоржа. Только что высокий, а также полукруглые космы выбиваются из-под шляпы. Хожу с палкой. Хожу мало. Все езжу на автомобиле. Давление крови дикое. Склероз. Головокружения. Не унываю. Живу в придуманном мире. Пишу. Пишу. Пишу. Получаю уйму писем».

Хранящееся в Бахметевском архиве рукописное наследие Сергея Горного, 1945-1948 гг. включает в себя около ста рассказов[57], большую новеллу Gaudeamus Igitur (Видения), в которой повествуется об учебе автора в Царскосельской гимназии, Горном институте и поездке в Германию в студенческие годы, эссе Буквы, состоящее из 32-х коротких глав, посвященных буквам русского алфавита[58], пьеса El Regresso: Drama en cuatre actos (Возвращение. Драма в четырех действиях), написанная в 1948 г. на испанском языке совместно с Алесандро Ботзарисом[59], стихотворения[60], переводы поэзии Райнера Марии Рильке.

Но ни эти рукописи, ни новые сборники новелл и миниатюр, так и не были опубликованы. Александр Авдеевич Оцуп - писатель Сергей Горный, скончался 16 сентября 1948 года от сердечного приступа, не завершив задуманное. Похоронен на кладбище в Мадриде, позднее в эту же могилу были захоронены его братья Михаил (1959) и Сергей (1974).

В посмертном письме к вдове Горного Н.А. Тэффи писала: «Дорогая моя Екатерина Николаевна! Утешать Вас не могу! Знаю, что это невозможно. Могу только сказать что для него это было хорошо. Он ушел в самый разгар своей новой славы – это видно было по его письмам. Он прямо захлебывался от восторга своих немецких читателей и издателей. Он был счастлив и ждал новой славы, уже ему обещанной. И он умер таким не страдая...»[61].

Хочется надеятся, что интерес к жизни и творчеству Сергея Горного со временем не ослабнет и читатель сможет в полном объеме ознакомиться с его творческим и эпистолярным[62] наследием.

1. Ю. Абызов, Сергей Горный – детство у Рижского залива, «Даугава» 1989, № 2, С. 106–155; С. Горный, Вербное, Мой друг, «Новая Юность» 2001, № 4 (49).

2. Поэты «Сатирикона», М. - Л.: Сов. писатель, 1966, С. 283–288.

3. Вести из провинции. Письма Сергея Горного Александру Амфитеатрову / Публ., предисл., коммент. О.Р. Демидовой [в]: Русская культура века на родине и в эмиграции. Имена. Проблемы. Факты. М.: МГУ 2000, С. 195–224.

4. С. Горный, Санкт-Петербург (Видения) / Сост., вступ. статья и коммент. А.М. Конечного. СПб.: Гиперион, 2000.

5. С. Горный, Альбом памяти / Сост., вступ. статья и коммент. А.М. Конечного. СПб.: Гиперион, 2011.

6. С. Горный, Царское Село / Составл., подготовка текста, вступ. статья и комментарии К.И. Финкельштейна, СПб.: Серебряный век, 2011. В книгу вошли рассказы их сборников Горного Всякое бывало (1927), Ранней весной (1932), Только о вещах (1937), а также ряд рассказов и стихотворений из газетных и журнальных публикаций Горного и рукописей, хранящихся в Бахметевском архиве, США.

7. Е. П. Яковлева, Разные судьбы: братья Оцупы [в]: Знаменитые универсанты: Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета. Т. 3. СПб., 2005. С. 537–554; Е. П. Яковлева К биографии Сергея Горного. Новые материалы [в]: Культурное наследие Российского государства. Вып. 5.
Часть 2. СПб.: ИПК «Вести» 2010, С. 142–155.

8. В. В. Леонидов, Горный С. [в]: Литературная энциклопедия русского зарубежья. 1918–1940. Писатели Русского зарубежья. М.: РОСПЭН 1997, С. 133–135.

9. Оцуп Р.Р. Оцупы – моя семья: Генеалогическое исследование. СПб.: Петербург – XXI век 2004. Дополненное издание книги вышло в 2007 г. в Тель-Авиве.

10. Сведения о последних годах жизни писателя нам удалось получить из материалов фонда Горного в БА, писем Горного к Н.А. Тэффи (БА, фонд Тэффи, сохранились 13 писем Горного к Тэффи 1931-1948 гг., готовятся к публикации), монографии, посвященной жизни и творчеству дочери С. Горного – балерины Людмилы Ширяевой (Nicolle Forget. Chiriaeff: danser pour ne pas mourir: biographie, Montreal: Quebec Amerique, 2006) и др. источников. Автор монографии Николь Форжет (Канада), племянница Горного Татьяна Гуляева (США), внучка Катя Мид (США) и внук Авдей Ширяев (Канада) любезно поделились с нами биографическими сведениями о семье С. Горного.

11. Согласно семейному преданию (Р.Р. Оцуп. Оцупы – моя семья), род Оцупов происходит из древнего рода сефардов, живших в Испании и Португалии примерно со II века нашей эры до конца XV столетия. Во времена инквизиции, когда местные короли вознамерились обратить их в католицизм, представители этой семьи бежали в Голландию, где стали известны, как искусные кораблестроители. В этом качестве один из Оцупов был приглашен Петром I в Россию, где его женили на дочери узбекского князя.

12. По сведениям Р.Р. Оцупа (Оцупы – моя семья. С. 9) и племянницы Горного Т.С. Гуляевой Авдей Оцуп в молодости принял православие. По сведениям статьи Е.П. Яковлевой Разные судьбы. Братья Оцупы Александр Оцуп-Горный перешел из иудейского в греко-католическое вероисповедание после женитьбы в 1908 г. Однако в своих рассказах Горный пишет, что он посещал православные службы в Царскосельской гимназии. Судя по воспоминаниям дочери Горного Людмилы ее родители в Берлине являлись прихожанами Русской православной церкви.

13. Оцуп Михаил Авдеевич (1887–1959) – журналист, фоторепортер. Оцуп Сергей Авдеевич (1889–1976) – кинопродюсер, собиратель икон. Оцуп Павел Авдеевич (1890–1920) – филолог, знаток санскрита. Оцуп Николай Авдеевич (1894–1958) – поэт, литературовед. Оцуп Георгий Авдеевич (псевдоним Раевский, 1897–1963) – поэт. Оцуп Евгения Авдеевна (1898 – ок. 1942). Оцуп Надежда Авдеевна (1901–1958) – врач. Подробнее о братьях и сестрах Оцупах см.: Оцуп Р.Р. Оцупы...; Яковлева Е.П. Разные...; К.И. Финкельштейн, Императорская Николаевская Царскосельская гимназия. Ученики. СПб.: Серебряный век, 2009.

14. О Николаевской гимназии, ее учениках, преподавателях и директорвх см. подробнее: Императорская Николаевская Царскосельская гимназия. Сост. Финкельштейн К.И. СПб.: Серебряный век, 2008; К.И. Финкельштейн, Императорская ...

15. Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881–1925) – писатель- сатирик, драматург, гл. редактор журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». В статье Памяти Аверченко, Руль. 1930, 28 апр. Горный писал, что познакомился с ним, когда проходил студенческую практику на «Брянских рудниках», где Аверченко служил конторщиком. См. подробнее: В. Миленко, Аркадий Аверченко (серия ЖЗЛ). М.: Молодая гвардия 2010.

16. Екатерина Николаевна Оцуп (1886–1962) по материнской линии происходила из древнего литовского княжеского рода Радзивиллов, закончила петербургскую гимназию Покровской, затем поступила в университет. Выйдя замуж за Александра Оцупа переехала с ним в Екатеринослав, но через несколько месяцев, «устроив на заводе квартиру из 13 комнат», со скандалом «укатила продолжать учебу» в Петербург. Молодые довольно часто наносили друг другу визиты, а после окончания университета в январе 1914 г. Екатерина вернулась в Екатеринослав (Воспоминания Е.Н. Оцуп-Горной, рукопись, БА, фонд Горного). В 1952 г. переехала с дочерью Людмилой в Канаду.

17. Горный С. По новому [и др. рассказы]. СПб.: М.Г. Корнфельд, 1912; Горный С. Юмористические рассказы. СПб.: Сатирикон, 1913; Горный С. Узоры по стеклу. СПб.: Сатирикон, 1914; Горный С. Почти без улыбки: Парадоксы. Силуэты. СПб.: Новый сатирикон, 1914.

18. Сатириконец Сергей Горный [в]: Палей А. Р. Встречи на длинном пути: Воспоминания. М., Советский писатель, 1990. С. 145–150. «Почти без улыбки» – имеется в виду сборник рассказов Горного Почти без улыбки. Подробнее о Екатеринаславском периоде жизни Горного рассказывается в стате Е.П.Яковлевой К биографии Сергея Горного и в воспоминаниях Е.Н. Оцуп-Горной.

19. Валентина Оцуп (1914–1995) родилась в Екатеринославе, вместе с матерью прошла весь путь эмиграции из России в Сербию (1920), потом в Германию (1922). Окончила Политехнический университет в Берлине, стала инженером-химиком, мечтала о карьере ученого. В 1937 г. вышла замуж за профессора-химика Хайнца Толкмитта (ее отец был против этой свадьбы), который во время войны стал начальником отдела концерна IG Farben. В 1948 г. Валентина с мужем и двумя детьми эмигрировала в США (Сведения из монографии Н. Форжет).

20. Сообщено В.Д. Миленко - автором книги серии ЖЗЛ об Аверченко, которая готовит к публикации письма Горного к Аверченко1923-1925 гг. (РГАЛИ, Ф.32 Оп.1 ед.хр. 116 ).

21. Возможно в Латвии С. Горный пытался решить какие-то имущественные претензии.

22. По мнению Н. Форжет Людмила родилась в Берлине, а не в Риге. Людмила Александровна Ширяева (урожд Оцуп, 1924–1996) с шести лет обучалась балетному искусству, в 1940 г. состоялся ее дебют на сцене берлинского театра Nollendorf. После окончания войны переехала в Швейцарию, вышла замуж за художника Алексея Ширяева, выступала на сцене, как танцор и балетмейстер, основала свою балетную школу. В 1952 г. переехала в Канаду, где организовала балет Людмилы Ширяевой, позже преобразованный в балетную труппу «Les Grands Ballets Canadiens de Montreal» (1958), стала основательницей балетной академии Канады, гастролировала с труппой по Америке и Европе, создала более 300 балетов для телевидения и канадской сцены. Людмила Александровна была удостоена звания Компаньона ордена Канады, Кавалера Национального ордена Квебека, стала почетным доктором трех университетов. Как никто в семье Людмила понимала отца, ценила его литературный талант, боготворила как человека, стала близким по духу другом.

23. Людмила рассказывала Н. Форжет, со слов родителей, что в раннем детстве, когда она еще только ползала по кровати, отец называл ее «мой таракан», а маленькая Люда, неумевшая произносить «т», повторяла – «маракан», отсюда и появилось прозвище «Морокан».

25. Сергей Горный. Автобиография [в]: Калифорнийский альманах. Сан-Франциско, 1934. С. 98–99.

26. Рассказ Улица из сб. Всякое бывало. С. 149.

27. С. Горный, Янтарный Кипр. Берлин: Мысль, 1922.

28. С. Горный, Пугачев или Петр?: (Душа народа): Психологические этюды. Берлин: Отто Кирхнер и К^о, 1922.

29. С. Горный, На родине [в]: Веретено (Литературно-художеств. альманах). Кн. первая. Берлин: О. Кирхнер и К^о, 1922. С. 39-58.

30. П. Пильский С.-Петербург Сергея Горного. Сегодня. 1926. 24 янв.

31. Горный С. Всякое бывало. Берлин: Изд-во писателей «Арзамас», 1927; Горный С. Ранней весной. Берлин: Парабола, 1933.

32. Татаринов В. Вырезка из газеты «Новое русское слово» (без даты). БА, фонд Горного.

35. «В «Вене» часто сидела невысокая женщина с узким «польским» подбородком и с бездонными светлыми глазами цвета весенней заводи или же ранних зацветающих незабудок, Тэффи»
(С. Горный. Парнас на Неве, рукопись, БА)

36. Письмо Горного к Тэффи от 5.II.48. БА, фонд Горного.

37. Н. Тэффи Воспоминания [в:] Так жили, М.: ОЛМА-ПРЕСС 2002, С. 280.

39. В воспоминаниях Тэффи гостиница названа «Международная».

40. По сведениям биографа Тэффи Эдит Хейбер по этому адресу Надежда Александровна жила в Париже в 1927-1930 гг.

42. ^««И она не могла не писать. Но её муж (она вышла замуж 17-ти лет) чинный и суховатый сенатор Бучинский, увидев её подпись в «Ниве» - «Тэффи-Бучинская» - пришел в ужас. Ему это «занятие» казалось несерьезным, не недостойным; чуть унизительным («пи-са-тель-ством»). Понятно, она развелась с ним и продолжала писать. <…> Её личная жизнь была глубокой, напряженной и, понятно, очень неспокойной. Она была отмечена драмой, которая взбудоражила тогда на долгие месяцы Невскую столицу: пятикратными выстрелами её мужа, блестящего публициста и доцента университета в модного тогда столичного врача, близкого к литературным кругам. Тогда об этом были полны столичные газеты. Все пять выстрелов попали и ... врач все же выжил. Три дня и три ночи Тэффи простояла на коленях в часовне у церкви Вознесенья и вымолила жизнь человеку».

43. Переписка Тэффи с И. А. и В. Н. Буниными. 1929–1939. Публ. Р. Дэвиса и Э. Хейбер. Вступ. статья Э. Хейбер [в:] Диаспора: Новые материалы. Т. 1. Париж; СПб.: Athenaeum–Феникс, 2001. С. 384.

44. «Два года назад немцы произвели прекрасный переворот. В прямолинейности перегнули на еврейском фронте палку и себе-же этим навредили. Но возьмем это за скобку. Все остальное героически прекрасно и увлекательно». Из письма к А. Амфитеатрову от 18.II.35. См.: Письма из провинции. С. 212.

47. В русском архиве института Восточной Европы университета г. Бремена (Ф. 30.245. – Bertuch, Alice) хранится около 100 писем Горного 1940-1948 гг. к Алис Бертух (1886-1949), которая в 1940 г. поселилась в том же доме (Speyererstr. 18), где Горный жил с женой и дочерью. Нам удалось ознакомиться лишь небольшой частью этих писем (написаны на немецком). В основном, в них говорится о чувствах Горного к А. Бертух.

48. Альберт Геринг (1895–1966) всю жизнь держался в стороне от политики: работал в Вене техническим руководителем киноконцерна, с 1939 г. стал управляющим по внешним продажам чешского концерна «Шкода». Во время войны, пользуясь громким именем, а иногда и бланками канцелярии брата, на которых сам за него расписывался, помог десяткам еврейских семей избежать депортации в лагерь. Альберт знал о существовании Сопротивления на заводах «Шкода», поддерживал его, помог скрыться от преследования гестапо директору завода Я. Моравику. Несколько раз гестапо выписывало ордер на арест Альберта, спасло его заступничество могущественного брата. После войны он был заключен союзниками в нюрнбергскую тюрьму вместе с рейхсмаршалом Г. Герингом. Следователи не верили, что предъявленный Альбертом – братом нацисткого вождя, список из 34-х спасенных им семей, включая семью С. Оцупа, является правдой. Его освободили только в 1947 г., когда удалось собрать письменные свидетельства работников «Шкоды» и др. лиц, которых он с риском для собственной жизни спас от смерти. См. подробнее: William Burke. Thirty Four. Wolfgeits publishing. UK, 2009 и Беркович Е. Список Геринга, Вестник. № 7(266). 27 марта. 2001 г.

49. Имперская палата культуры (Reichskulturkammer) – основанная в 1933 г. организация, которая контролировала творческих работников на предмет соответствия нацистской идеологии, подразделялась на палаты литературы, журналистики, театра и др. Во главе Reichskulturkammer стоял Геббельс. Лицам, не зарегестрированным в палатах культуры, запрещалось заниматься профессиональной деятельностью. В них не состояли не только евреи и полуевреи, но и творческие работники, чьи произведения отвергались нацистким режимом. Несмотря на исключение из театральной палаты, Людмила была принята в театр по квоте на неарийцев.

50. БА, фонд Горного (перевод с немецкого А. Уманского). В БА хранится аналогичное свидетельство, составленное А. Лютером.

51. Артур Лютер (1876–1955), профессор, литературовед, журналист, библиограф, переводчик. Родился в России, в г. Орел. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Преподавал русский и немецкий языки, западно-европейскую литературу и германскую филологию в различных учебных заведениях Москвы. С 1914 г. жил в Германии, с 1918 по 1944 г. был ведущим сотрудником немецкой Книжной палаты. В 1924 г. Лютер издал «Историю русской литературы». См. о нем: Клаус Харер. Тройные почести. А. Ф. Лютер и его «Воспоминания», Звезда. 2004, № 9.

52. Разумник Васильевич Иванов (псевдоним Иванов-Разумник; 1878–1946) – литературовед, социолог, писатель. Во время войны был вывезен немцами в Восточную Пруссию и помещен в лагерь для перемещенных лиц.

53. Встреча с эмиграцией. Из переписки Иванова-Разумника 1942–1946 годов. Париж - М., 2001. С. 299–300.

54. Сергей Оцуп был наиболее материально обеспеченным из братьев Оцупов. Вскоре после приезда в Берлин он стал успешным кинопродюсером на киностудии УФА. В 1939 году перебрался в Испанию, где приобрел мировую известность крупнейшего коллекционера икон.

55. Из рецензии Хермана Линдена на рассказы Горного в сборнике «Erzähler aus aller Welt». Приведено на немецком в письме С.Горного к Н.Тэффи от 12.2.1948, БА, фонд Тэффи.

56. Петер Альтенберг (1859–1919, наст. имя Рихард Энглендер) – австрийский писатель, представитель литературного импрессионизма в австрийском преломлении. Альфред Полгар (1873–1955), австрийский прозаик, поэт, театральный критик.

57. В фонде хранится 30 переписанных начисто рассказов, некоторые из них были опубликованы (в переводе на немецкий) в сборниках Mit Leisen Schritten и Süße Gewohnheit des Daseins. Около 70 рассказов и миниатюр Горного записаны в трех черновых толстых тетрадях. Большинство из них предназначались для новых публикаций.

58. В предисловии к Буквам, написанном Петром Гюссе, говорится: «читать его песенную книгу о звуковом волшебстве нельзя как обычную книгу. Это голый контрапункт, симфония аллитераций, гипнотизирующая шаманская мелодия с преобладанием в каждой главе одной только буквы. <…> это музыкальная символика, пытающаяся за контурами букв учуять рождение человеческого говора в стихийных сумерках подсознания».

59. Alejandre Botzaris – автор книг на политические темы: Tras el telón de acero (После железного занавеса, испанск.), Madrid. 1948; Communist penetration in Africa (коммунистическое проникновение в Африку, англ.), Lisbon, 1961; A U.R.S.S. no Mediterráneo (С.С.С.Р. в Средиземном море, португ.), Lisboa, 1957 и др.

60. Подборка стихотворений Сергея Горного опубликована в книге Царское Село, СПб., 2011.

61. Письмо Н.А. Тэффи к Е.Н. Оцуп от 16 окт. 1948 г. БА, фонд С. Горного.

62. Помимо уже упомятых нами писем Горного к А. Амфитеатрову (опубликованы), Н. Тэффи и А. Аверченко (готовятся к публикации), А. Бертух (не опубликованы), опубликованы письма Горного к М. Добужинскому (Балтийский архив. http://www.russianresources.lt/archive/Gorn/Gorn_07.html), частично опубликованы письма Горного к А. Руманову (Е. Яковлева. Горный С. Новые...), неисследованными остаются письма С. Горного к И.А. Бунину (русский архив в Лидсе, Великобритания); к В.П. Крымову (University of California, Berkley. The Bancroft Library, фонд П. П. Балакшина), Е.А. Малоземовой и Е.С. Исаевой (Гуверовский архив, США).