Валентина Чеботарева. В Дворцовом лазарете в Царском Селе. 
Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918.  
Новый журнал. Кн. 181, 182. Нью-Йорк, 1990.

(Отрывки из дневника, посвященные жизни Дворцового лазарета). 

 1915 год.  1916 год. 1917 год. 

8 января.

<...> Татьяна Николаевна трогательно-ласкова, помогала даже в заготовке, сидела в уголку, чистила инструменты, а 4-го приезжала вечером переваривать шелк, сидела самостоятельно в парах карболки, расспрашивала про мое детство, есть ли у меня братья и сестры, где брат, как его зовут. Еле уговорила [ее] пойти погадать. Рита¹ устроила в заготовочной. Побежала с интересом. Ольга уверяет, что мечтает остаться старой девой, а по руке ей Шах Багов пророчит двенадцать человек детей. Интересная рука у Татьяны Николаевны: линия судьбы вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверяют, что должна выкинуть нечто необычайное.

6-го приезжал наследник, бегал по коридору с каталкой. Потом он Рите не хотел показать медали, а стал играть в домино, заинтересовался стеклянной дробью, весь перемазался в чернилах, разложил по углублениям домино и очень был доволен — "бутерброд с икрой". Ему дали пинцет, которым облатки раскладывают. "Ну, это, значит, пилюли от кашля, при кашле, с кашлем, против кашля, для кашля". Напоминал дитя из короленковского рассказа "В дурном обществе" — грустный, бледненький и, как много болевшее дитя, способен заняться тихим пустяком вроде методичного и несложного перекладывания стеклянных дробинок.

16 января.

<...> Сегодня Татьяна Николаевна ходила со мной вместе после перевязок у нас наверх, на перевязку Попова. Милая детка ужасно только конфузится, когда надо проходить мимо массы сестер; схватит меня за руку: "Ужас, как стыдно и страшно... не знаешь, с кем здороваться, с кем нет". У Ольги как-то грустно вырвалось: "По телефону ведь ничего нельзя говорить, подслушивают, потом донесут, да не так, переврут, как недавно". Что именно было, не удалось выспросить, но Воейков что-то сказал — детали так и не узнала, очевидно, "специальная цензура" процветает вовсю.

27-го января.   

Сегодня  проведу трудовой день  рождения. Никто даже из домашних не знает и не помнит этого дня.  Сегодня операция аппендицита, так что работы по горло. Просматривала предыдущие записи. Кажется, пропустила характерную заметку "Мечты о счастьи" Ольги Николаевны: "Выйти замуж, жить всегда в деревне и зиму, и лето, принимать только хороших людей, никакой официальности".

15 февраля.

<...> Сегодня операция, вторая, Павлову² – большая, серьезная, но все кончилось вполне благополучно. Татьяна Николаевна допрашивала, что рассказывал О. – вернулся ведь из Евпатории. Все ждала, очевидно, услышать про К.: "Они все ведь на шесть недель поехали?" К., говорят, возвращается на днях. А тут еще пришло письмо от Шах Багова — Ольга Николаевна от восторга поразбросала все вещи, закинула на верхнюю полку подушку. Ей и жарко было, и прыгала: "Может ли быть в 20 лет удар? По-моему, мне грозит удар". Но Варвара Афанасьевна продекламировала: "Младая кровь играет; лета идут, и стынет кровь".

<...> Цирг и Вера Игнатьевна окончательно разъехались. В. тоже отказался от своего места. По словам Варвары Афанасьевны, государыня сказала: "Mais qu’est ce qu’elle veut? C’est une ambition folle, c’est contre moi-meme, contre ma volonte que je cede".³

Но Вера Игнатьевна просила тоже аудиенцию и вернулась очень довольная. Государыня приказала принять все подробно, аккуратно, была очень мила, спрашивала про меня, как справляюсь с сестрами, просила мне отдельно поклониться. 
Ш. анонимно прислала Варваре Афанасьевне стихи на злобу дня:

12-го марта. 

6 часов утра. Вчера новый разрез Павлову и удаление осколка. Вечером Татьяна Николаевна и Ольга приехали помочь чистить инструменты, ужасно были забавны и ласковы. Варвара Афанасьевна, видя, как мы дружно помогали друг другу с Татьяной Николаевной, заявила: "Ну, две подружки, вы бы сели рядом, а то мне в нос два кулака все время". Накануне я позвонила вечером сама, и Татьяна — она не знала, какая же, в сущности, предстоит операция — чрезвычайно обстоятельно рассказала все, что было на перевязках без меня: "Пожалуйста, и впредь так делайте, я ужасно рада". И чувствовалось, что это искренно, детка рада вполне войти в жизнь лазарета, рада, что к ней обращаются за справкой, как к милому члену этой семьи.

 4-го мая. 

Сегодня уезжают в поездку. Уже несколько дней назад Татьяна Николаевна рассказала по секрету о предстоящем отъезде: "К 6-му будем у папá, а затем и еще проедемся". И вот последнее-то и тревожит. Неделю тому назад в специальном поезде повезли в Евпаторию Аню;  Сергей Николаевич⁴ тоже выехал на ревизию лазаретов в Крыму с этим же поездом. Очень много создалось разговоров. Одно купе было с опущенными шторами. Конечно, все твердят — там был спрятан Григорий⁵. Это бы с полгоря, но теперь из Ставки вместе с папой едут в Одессу, Севастополь и из южно-бережных лазаретов заедут только — в Евпаторию. Вспоминается, как зимой государыня говорила: "Аня такой ребенок, она плачет и ни за что никуда не хочет ехать без меня... не хочет понять, что у меня другие обязательства". Но ребенок, значит, настоял на своем. 

11 июня

<...> Ольга Николаевна серьезно привязалась к Шах Багову, и так это чисто, наивно и безнадежно. Странная, своеобразная девушка. Ни за что не выдает своего чувства. Оно сказывалось лишь в особой ласковой нотке голоса, с которой давала указания: "Держите выше подушку. Вы не устали? Вам не надоело?" Когда уехал, бедняжка с часок сидела одна, уткнувшись носом в машинку, и шила упорно,  настойчиво.  Должно  быть, натура матери передалась.

Говорила государыня, что "с двенадцати лет влюбилась в государя... и все делала, чтобы этот брак не состоялся. На земле нет счастья, или дорого за него заплатишь" Да она и недешево расплатилась за свое. Неужели и Ольгина такая же судьба? Преусердно искала перочинный ножик, который Шах Багов точил в вечер отъезда — и бороду черту завязывала, целое утро искала и была пресчастлива, когда нашла. Хранит также и листок от календаря, 6-ое июня, день его отъезда.

Татьяна легче мирится, проще приспособляется, веселится, Щебечет все равно с кем. Думает, что никому неизвестны их ежедневные приезды в лазарет. Звонила по телефону – заказывала 1000 пакетов для предстоящей поездки княжны на фронт: «Знали ли, откуда я говорю?»

30-го декабря. 

Какое волнение пережили за время с 17-го! Заехала около семи часов в лазарет, дежурная сестра кинулась: "По телефону передали: Григорий убит". Пришли "Биржевые Новости" — подтверждение. Дети звонили: "Вечером быть не можем, служба у нас, должны с мамá остаться". В одиннадцать вечера позвонила Елизавета Николаевна, мужу сказал комендант — убил Юсупов, тело не найдено. Интересно знали уже в два часа о происшествии?

Вечером,  говорят, часов около пяти, узнали о пропаже, слезы, отчаяние. В воскресенье она и Татьяна Николаевна причащались. В воскресенье дети совсем не были, приехали в понедельник,  заплаканные,  подозрительно  следящие  за всеми.  Татьяна вышла среди перевязок, заговорила с Варварой Афанасьевной, расплакалась, пришла обратно в операционную, еле сдерживалась. 20-го вернулся государь, поехали навстречу, долго оставались в вагоне; вышел растерянный, забыл поздороваться с встречавшими, вошел в покои, тогда вспомнил, вернулся, молча пожал руки.  Результат — утверждение Протопопова⁸, полное торжество реакции, сейчас говорят о возможности объявления регентшей 1-го января, чтобы все министры являлись с докладом. Пожалуй, подтверждение сегодня на замечание Ольги Николаевны: "Мамá неважно себя чувствует, да и устает, весь день за бумагами, много дела, утром вся кровать засыпана".

Что же это будет? В первую минуту даже жалели, но когда под сурдинку стало известно, что его привезли сюда на квартиру В., что ночью 21-го похоронили под будущей церковью Серафимовского убежища. На закладке ее были все — Григорий, Боткин, и другие — безумно боялись попасть в лестной компании на вид, — новая вспышка безумной ярой ненависти, все классы с пеной у рта о ней говорят. Победила пока она — Трепов⁶, Ипатьев уволены. Недаром говорила; "Довольно я страдала, больше не могу. Надо в бараний рог согнуть". Вот, значит, кровь, и с великой целью пролитая, не дает счастья — наоборот - новое озлобление, вспышка реакции. Дмитрий Павлович⁷ выслан в Персию. Даже отцу не дали проститься, Юсупов в Курск. Говорят, поклялись, что их руки не замараны кровью, они — организаторы, палач наемный, они только увозили, Павел Александрович был у государя, протестовал, что сын арестован по повелению ее величества. Государь помялся, но дело сделано.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: ДНЕВНИК 1917 ГОДА

Обратная связь: Гостевая книга    Почта (E-mail) 
© Идея, разработка, веб дизайн:  Кирилла Финкельштейна, август  2006 г.