Ольга Александровна Рождественская. Воспоминания об Иннокентии Анненском.

<. . .> Были у меня литературные гости, о которых мы говорили. Посидели они у меня целый вечер, который прошел в оживленной беседе, но я до сих пор толком не знаю — с кем имела дело! Разговор был об И. Ф. Анненском, но, конечно, не как о поэте, а как о человеке, которого я часто видела в разной обстановке, при разных обстоятельствах, ведь все мои гимназические годы прошли под одной крышей с семейством Анненских.

Моя девичья комната и еще две комнаты нашей квартиры находились под громадным балконом Анненских, балкон тянулся во весь этаж. Сохранилась у меня фотография, на которой еще цела эта пристройка, сейчас ее уже нет, от нашей квартиры остались только 4 окна на Малую ул., а моя комната, комната Платона¹ и твоя детская уничтожены во время войны, окнами они выходили в «директорский» сад (возможно, что они снесены еще до войны).

Я, конечно, помню хорошо Ин<нокентия> Федоровича Ан<ненского> — как сейчас вижу его высокую, стройную фигуру, в темном, строгом костюме с «особенным галстуком», его красивую посадку головы с откинутыми назад волосами и с прядью волос на лбу. Мне тогда казалось, что манеры его были «деланными» (как мы тогда говорили), а вид немного надменный, но после я поняла, что все эти качества внешние были связаны естественно с его особенным внутренним миром.

Вспомнила я и рассказы гимназистов (товарищей Платона и Алешиных), рассказы интересные об И. Ф. А<нненском> как о директоре. Сама я часто его видела на гимназических спектаклях, в которых он принимал большое участие. Помню, гимназисты ставили «Ревизора» и «Кориолана» (на греческом яз.).² Анненский сидел всегда в первом ряду. иногда вставал, уходил за кулисы и сам давал «артистам» указания. Рассказала я, как он однажды пригласил маму к себе на квартиру послушать его перевод «Ифигения в Тавриде». Чтение было обставлено очень торжественно — присутствовали только его близкие знакомые. Сильное впечатление осталось у меня от прогулки на пароходе в Петергоф, организовал ее И. Ф. А<нненский> — для гимназистов, педагогов и их семейств. Был отдельный пароход, оркестр, ресторан и много цветов⁴. Молодежь собралась на палубе, мне было лет 15. все мы вели себя шумно, иногда появлялся «директор», молча останавливался среди нас и долго смотрел на море, делая вид, что не замечает нас. Часто, гуляя в парке, я и Алеша «нарывались» на директора, и никогда я не встречала его в компании, всегда один.

Ходили слухи, что «директор» пишет стихи, но не печатает. Некоторые относились к этому с интересом, считая его человеком одаренным, необыкновенным, а другие относились иронически: напр<и-мер>, говорили, что директор пишет «декадентские» стихи, понятные только ему одному, — и декламировали: «Нет не надо сердцу алых....» и т. д. Говорили, что он «томится в современных формах прекрасного» —и т. д. Рассказала я и о сплетнях, которые ходили по городу, — касающпх<ся> его отношений к Екатерине М. Клеменс.³ Я ее помню хорошо, т<ак> к<ак> одно время брала у нее уроки французского яз<ыка>. Надо было подтянуться перед экзаменом. Красивая, очень смуглая, мы ее звали «римлянка»; занималась я в ее библиотеке, меня поражало обилие книг, должно быть семья была очень культурная, хотя я была только в одной комнате (библиотеке). Е. М. вышла замуж за учителя русск<ого> яз<ыка> Мухина, который потом стал директором одной из петербургских гимназий. Много воспоминаний сохранилось у меня о семействе Анненских, но я, в разговоре с литературоведом, упоминала только о характерном, имеющем какое-то значение для биографии, и отвечала на его вопросы, он многое записал, интересовался Ин<нокентием> Фед<оровичем> и как директором, понравилось, что Ин<но-кентий> Фед<орович> обращал внимание на манеры и опрятность одежды у пансионеров (по рассказам Алеши), прощал шалости, но не прощал оборванные пуговицы, пятна на костюмах и грязные ногти. Рассказала, как И. Ф. Анненскпй пригласил из Мариинского театра балетмейстера Чистякова — давать уроки танцев пансионерам и детям педагогов.

По понедельникам в гимназическом актовом зале шли уроки танцев — вместе с гимназистами брали уроки танцев и 5 девочек, дочерей педагогов, в том числе и я. Две зимы я ходила на уроки, было очень интересно. Сам директор появлялся в зале и следил за порядком. Играл оркестр, вообще все дело обставлено очень парадно.

Один раз, и только один раз, я видела И. Ф. Анненского веселым, смеющимся и очень простым человеком — это когда он пригласил в сад «Петрушку». Пришли в сад бродячие артисты с куклами, расставили ширмы у моего окна, и я видела, как Ин<нокентий> Фед<орович> сидел с мальчиком (племянником Хмара-Барщевским) и оба от души смеялись.

Дину Валентиновну (жену И. Ф.) я знала лучше и ближе. Она часто приходила к нам, и за чайным столом мы вели общий разговор. Я уже была в последних классах гпмназии. Моим «гостям» я описала ее наружность, и довольно подробно). т<ак> к<ак> вид у нее был не совсем обычный: очень старая, вся реставрированная, но со следами бывшей красоты. Она с большим уважением относилась к мужу, говорила, что «Кеня» гениальный человек, что много пишет, но его литературные труды нельзя печатать, т<ак> к<ак> они нашей эпохе непонятны, что он, «Кеня». живет «целым веком» вперед.

Упомянула я Валентина (Кривича), вспомнила его студентом, женился он на моей подруге, вместе с которой я кончала гимназию, — на Наташе Штейн, вскоре они разошлись, и Наташа вышла замуж за Хмара-Барщевского (того мальчика, с которым Иннокентий Фед<орович> смотрел Петрушку). Он значительно моложе Наташи.

1. Платон Александрович Рождественский (1883 - 1911?) - сташий брат О.А.Федотовой, ученик Николаевской гимназии, был студентом Военно-Медицинской академии.

2. Неточность мемуаристки: трагедию Шекспира "Кориолан" на греческом языке исполнять не могли. См. свидетельство Вс.Рождественского об И.Ф.Анненском.

3. Екатерина Максимиллиановна Мухина, урожд. Клеменц - жена педагога Николаевской гимназии А.А.Мухина, преподавательница французского языка в цаскосельской женской гимназии в 1900-1901 гг. Умерла вместе с мужем в блокадном Ленинграде.

4. 25 мая 1897 года директор, преподаватели и служащие гимназии с семьями, а также все ученики совершили морскую прогулку в Кронштадт. На пароходе "Котлин" все общество "под звуки народного гимна, исполненного приглашенным военным оркестром, при громадном стечении публики на набережной , направилось в Кронштадт морским каналом". На обратном пути "Котлин" подошел к Петергофской пристани, "где все общество отправилось осматривать дворцы, парки и фонтаны. Возвратившись на пароход, все общество село обедать, причем оркестр играл пьесы из разных опер". (Сведения об Императорской Николаевской Царскосельской гимназии в Царском Селе. 1896-1897 уч. год. Комментарий К.Ф.)

Всеволод Рождественский: Биография | Воспом. о Царск. Селе , о гимназии| Стихотворения

Ученики гимназии | Воспоминания о гимназии | Царскосельская Николаевская гимназия